— Райан?

— Да, мэм?

— Ты чем-то накачался. На тебя больно смотреть. Можно сделать так, чтобы это перестало меня раздражать?

Она движется вперед.

— Я собиралась сказать, что нам нужно поесть. Ты, наверное, голоден. Впрочем, это не ты. Не мой друг. Пойду к себе изучать материалы к завтрашнему семинару.

— Не надо. Будь доброй — вот и все. Сожги учебники. Сотри записи с кассет и запиши вместо них песни.

Линда целует меня в щеку — поцелуй жжет, точно горячая спичечная головка, к которым прибегала моя мать, чтобы избавить детей от тика.

— До свиданья, Райан. Сомневаюсь, что у нас еще будут свидания. Скорее всего, я поступлю в школу медсестер, так что, в любом случае, больше не буду сидеть в «Компас клаб». Наверное, я всегда хотела стать медсестрой, но отклонилась от курса. Как и ты.

— А я говорил тебе, кем хочу быть?

— Фолк-гитаристом.

Я сбит с толку. Так необычно.

— Когда это было?

— В июне. Три месяца назад.

— Погоди, Линда. Я ничего не соображаю. Немного воды со льдом, и я снова стану прежним. Давай восстановим этот разговор, о фолк-гитаристах. Мы были у тебя дома? Давай вернемся назад. Не двигайся. Знаешь, мы думаем, что равнодушны друг к другу, но, может, это потому, что наши чувства слишком сильны? Я люблю тебя. Я всегда тебя любил, Линда.

У нее был шанс. Теперь мы, так сказать, свободные агенты. Не забывайте, это сетка, континуум, ничего конечного не бывает. Ничего. Наоборот. Игра без проигрыша. Синергичность. Почитайте Пинтера, «Множественные антииерархии». К черту, лучше читайте «Винни Пуха», этот очаровательный манифест даосизма. Милн все знал, просто не мог заявить открыто — тень викторианства и так далее. Но здесь — Невада и двадцать первый век. Поплачьте и почувствуйте себя свободным. Ничто не конечно. Это спираль. Нас воссоздали заново. Как пепси-колу.

Я возвращаюсь к столу и к Арту. Он ведет себя точно так же, как и я, болтает с новым банкометом — из Лимы, штат Огайо, — у которого в бровях заросшие дырки от пирсинга, и разглядывает изображение карточной дамы. Он уже либо проиграл все, пока меня не было, и выкупил за шальные пять тысяч баксов — либо попал в попутную струю и развил сверхскорость. Если попасть в струю, эти два состояния кажутся абсолютно идентичными. Люди, которым везет в игре, всегда выглядят подавленными, потому что улыбнуться значит сглазить, улыбаются только неудачники, которые скоро отправятся домой.

Я отхожу в толпу. Преобладают участники конференции. Мне подмигивает толстяк Дик Гирц, который достиг миллиона в минувшем году, но лишь потому, что он бывает в Токио, а значит, нас невозможно сравнивать. В руках у коллег я замечаю напиток, где чередуются фиолетовые и пурпурные слои, а еще там есть ломтики дыни, поэтому я подзываю официантку и жестом прошу себе такой же. Я спрашиваю, как называется коктейль, и она говорит, что этого никто не знает и что все остальные тоже тычут пальцем. Когда я говорю, что кто-то ведь его придумал, она пожимает плечами. Официантка отрицает теорию эволюции. Еще она, судя по всему, гораздо счастливее меня.

— Эй, Бингам, я должен тебя кое с кем познакомить. Иди сюда.

Меня зовет Крейг Грегори. Я проталкиваюсь навстречу неумолимой судьбе. Официантка меня найдет. У них есть сеть видеонаблюдения.

— Бингам, это Лиза Джефрис Киммел. Лиза… Райан…

— Привет.

— Я о вас слышал.

— Я тоже.

Какие мы чудовищные лжецы.

— Лиза собирается в следующем месяце в КСУ, она с пользой провела время, работая в Омахе. Я знаю — ты думаешь, что они тобой интересуются, поэтому, наверное, захочешь выжать из этой крошки какие-нибудь сведения.

Лиза опускает глаза. Она миниатюрная, смуглая, красивая, до странности изящная — точь-в-точь как карликовое деревце по сравнению с настоящим.

— Не то чтобы они ему позвонили, — продолжает Крейг Грегори, — или написали, или прислали факс. Просто он так думает. Это помогает ему дожить до утра.

Кто-то на меня доносит. Несомненно, мой секретарь. Таких людей подсылают специальные агентства — кажется, что они безвредные скитальцы и к зиме наверняка уйдут, но на самом деле они приставлены к вам, получают инструкции из центрального штаба и отчитываются в проделанной работе. Даже если это и неправда, такова бизнес-модель.

— Пожалуй, я вас оставлю. У меня впереди целый вечер в конференц-зале, а потом ежегодный прощальный концерт Барбры Стрейзанд.

Я хватаю его за локоть и отвожу в сторону.

— Кто-то прислал того мишку, которого ты мне дал, Крейг. Изуродованного. И я думаю, что это ты. Именно тебе я его отдал, когда ему пора было на покой.

Крейг Грегори трет подбородок; открывается бритвенный порез, он пачкает кровью кончик пальца и облизывает его. Маленькая суровая Лиза закуривает и жадно рассматривает идущую вокруг игру.

— Эта игрушка пережила одно за другим два шумных Рождества. Сомневаюсь, что тебе пришел оригинал. Кстати, твоя корпоративная карточка. Она конфискована. Больше никаких костюмов на заказ в Гонконге.

— Чертовы хакеры. Я не виноват, — отвечаю я. — Если это занесут в мое досье, я подам в суд.

— Ты слышала, Лиза? Что скажешь?

— Нормально. У меня за год два раза такое было.

Крейг Грегори складывает руки на груди, кланяется и снова оборачивается ко мне.

— Завтра послушаю твою проповедь. Название заинтриговало публику. Впрочем, только не меня. Я знаю, как ты трусишь. Нарочно сяду в первый ряд. Лиза, этот человек скоро умрет, так что поддержи его.

— Пошел к черту, сифилитик.

— Слышал, Бингам? Что сказала эта сучка? Вот как со мной обращаются здоровые люди. Учти. Ты еще достаточно молод, чтобы все исправить.