память. Прямо-таки фотографическая. И вы об этом не знаете. Невероятно.

Я откладываю вилку. Подозрения Дуайта жутковаты, потому что могут быть близки к истине, учитывая состояние моего мозга. Если бы я не был уверен в обратном, то мог бы разделить его сомнения, но я отчетливо помню, как, когда и где у меня возникла идея «Гаража». Этого человека звали Пол Рикс, и я только что помог уволить его из миннеаполисской компании по выпуску поздравительных открыток. Когда я показал ему карту самооценки, с высокими баллами за творческие способности и инициативу, он порвал листок в клочки и сказал: «Вы издеваетесь? Вы действительно считаете, что я могу задвинуть за штат двадцать лет, проведенные за копирайтингом, закатать рукава, запереться в гараже и начать жизнь сначала?» На это я ответил: «Если бы не считал — то не утверждал бы». Пол сказал: «Докажите». А я спросил: «Как?»

— Бы одновременно и виноваты и нет, — говорит Дуйат. — Мне очень жаль, Райан.

— Подозрение — еще не обвинение. Вы ошибаетесь. Моя книга показалась вам слишком хорошей для новичка, поэтому вы сочли ее плагиатом.

— Я получил подсказку, — отвечает он. — Вчера вы упомянули одного из наших авторов… Сорена Морса, авиатора.

— Авиатора?

— Я выпускаю его вторую книгу. Мы часто общаемся.

Я ошеломлен. Как все сложно…

— Я упомянул при нем вашу книгу, потому что горжусь ею, и Морс сказал, что она похожа на «Подвал». Я порылся в сети и нашел синопсис — максимум, что сохранилось, поскольку книги уже нет в продаже. Совпадение за совпадением. Я позвонил издателю, нашел редактора и получил исчерпывающее описание. Например, главный герой, который работает в подвале, не назван по имени.

— Два безымянных персонажа — это не два персонажа с одинаковым именем.

— Ну хорошо. Другой пример: фраза из вашей книги, которая повторяется девятнадцать раз, присутствует в подзаголовке «Подвала». «Непрерывное обновление».

— Никому не принадлежат права на нее. С тем же основанием можно утверждать, что кому-то принадлежит фраза… ну, например… «как поживаешь». Это Морс вас надоумил?

— Не он, так кто-нибудь другой бы это сделал.

— В моем случае «кто-нибудь другой» — Сорен Морс. Каждый раз.

— А насколько вы знакомы?

— Близко, хоть и на расстоянии, — отвечаю я. — Я устал объяснять, насколько близко я знаком с людьми, — никто не принимает в расчет мои ответы. Я просто знаю многих. Сотни. Тысячи. От моря до моря. И — нет, я не украл этот сюжет. Видите салфетку?

— В мельчайших подробностях.

— Я вижу ту же самую салфетку. Мы с вами оба нормальны. Здесь и сейчас.

— Дайте мне закончить, — говорит Дуайт. — Я еще не утратил веру. Коллективное сознание — серьезная штука. Не могу сказать конкретнее, но мне известны крупные изобретения, которые появлялись на разных континентах с промежутком в несколько дней. Я надеялся, что в вашем случае произошло то же самое. Вы много путешествуете, а потому открыты волнам эфира более, нежели прочие смертные. Культурный цитроклон, частицы и так далее. Вы буквально подвергаетесь бомбардировке. Тогда я позвонил автору. В девять утра. Сегодня.

— Погодите, погодите. Дешевый номер.

— Он вас знает. Говорит, однажды вы встречались. Также он отчетливо помнит разговор, в ходе которого он заявил о своем намерении написать «Подвал». Рикс. Из Миннесоты. Вы оба со Среднего Запада.

Я отодвигаю тарелку и смотрю на стену, украшенную литыми гербами. Вымышленное наследство, бессистемная геральдика. Однажды мой отец купил такую штуку в телемагазине — подлинный семейный герб Бингамов, с сертификатом. Олени, львы, орлы и секиры; когда-то, в прошлом, мои предки были победителями драконов — отец, бедолага, попался на удочку. Тогда он уже жил один, преследуемый неофициальными Рокфеллерами, и герб придал его шагам уверенности, заставил выпрямить спину. Отец убрал столик, за которым ел у телевизора, и начал питаться в городе. Он детализировал свой Монте-Карло. И всему причиной герб. Две недели благородства — я рад, что они были, — а потом отец отправился стричься в компании старого Айка Шмидта; там висел точно такой же, над бутылкой синего барбицида. Добрая душа — он позволил Шмидту грезить о банкетах за Круглым столом, о рогах, полных эля. Он сохранял спокойствие и позволял себя брить.

Я еще не достиг такого уровня. Мне приходится суетиться и бороться.

— Эта идея принадлежит нам обоим. Она возникла одновременно.

— Неубедительно. Две идеи не могут занимать одно и то же место.

— Идеи — не предметы. Он просто пошел и написал книгу? А у меня осталось сильное впечатление, что это должен сделать я.

— Тогда что же они такое?

— Идеи? Нам обязательно прямо сейчас играть в эти игры? Я потратил целый год, заботясь о своем будущем и надиктовывая наброски во всех аэропортах отсюда до Амарилло, а теперь вы говорите, что Рикс, безработный неудачник, который набрал какие-то паршивые двадцать баллов из ста за надежность и усердие — я скрыл от него этот факт, потому что я порядочный человек, — что Рикс вернулся в свой опустевший темный дом и обставил меня? В любом случае, когда издали его книжонку?

— Четыре года назад.

— Он быстро управился. И что, она имела успех?

— Почти никакого, но ее не продвигали как следует. Бессистемные продажи, безобразная фотография автора. Издатель, который решил пойти на авантюру…

— По крайней мере, это хорошие новости.

— Я справлюсь гораздо лучше. «Адванта» в выгодной позиции на поле. Мы как следует ударим по мячу.

— Невероятно. Ах вы самоуверенный жирдяй. Это что, интриги? Крашеный бобр? Квази-шерсть?

— Рикс говорит, вы его уволили.

— Рикс искажает истину.

— Вы зарабатываете на жизнь, увольняя людей. Вот вам и книга. Вам всего-то надо изобразить мрачное, задумчивое выражение лица — и мемуары готовы. У «Адванты» есть первоклассные литературные «негры», подлинные телепаты. Вы и не усомнитесь, что каждая запятая принадлежит вам. Что это ваш подлинный текст.

— Какая у вас, рептилий, толстая шкура. Я ухожу. Заплатите по счету. И чай здесь тоже из порошка.

По пути к двери я смахиваю со стены гербы, с десяток штук, и никто меня не останавливает — все видят, что я настроен серьезно. Бингам — драконоубийца. Наш древний род уходит корнями в глубину веков.

Путаница у выхода к самолету усложняет и затягивает процесс посадки. Мимо проезжает вереница электрических тележек, где сидят охранники в униформе и несколько слоноподобных громил в штатском, которые переговариваются по маленьким красным рациям. Поток пешеходов в терминале топчется и закручивается в водовороты, и в самом сердце воронки я замечаю его — отставного верховного командующего вооруженными силами, генерала Нормана Швацкопфа, который раздает автографы взрослым людям — они соврут, если скажут, что автограф им нужен для ребенка. Видал я такие сувениры и знаю, где они хранятся — под стеклом на столе, прямо по центру, для быстрого поднятия боевого духа во время важных селекторных совещаний. Эти люди выщипали бы последние волоски с носорожьей головы генерала, но он уже, возможно, и так распродает их упакованными в прозрачный акрил, в качестве пресс-папье, через