пребывать в том же настроении, я не посмею смыться — первым делом завтра Арт позвонит в «МифТек» и очернит меня. Моя единственная надежда — что он свалится в ближайшие полчаса. Фокус с водой на повестке не стоит, потому что Арт зорко за мной наблюдает, а к трюку с салфеткой я уже прибег. Я заплачу бармену, чтобы он налил Арту виски, а мне — минералки.

— Пойду отолью, — говорю я.

— Я тоже.

Я сильно удивлен — мужчины обычно не ходят в туалет вместе. Арт еще более одинок, чем кажется.

Писсуары наполнены кубиками льда — никто не может внятно мне объяснить, зачем. Управляясь одной рукой, Арт откидывает голову назад и встряхивает самсоновской гривой. А я никак не могу помочиться.

— Поехали в «Мустанг». Сущий притон, зато они подбирают девочек на лучших пляжных курортах. Мой бифштекс — черт знает что, все равно что жевать бейсбольную перчатку.

— А мой ничего себе. Давай пропустим здесь еще пару глоточков.

— Не могу. У меня в голове одна картинка…

Арт расплачивается за еду, вытащив из зажима две купюры по пятьдесят баксов. Есть люди, которые пользуются зажимами для денег, и есть любители бумажников. Представители первой разновидности оставляют щедрые чаевые, даже если сервис никуда не годится, расплачиваются исключительно новенькими бумажками и считают вечер неудавшимся, если не получилось потратить все. Значит, я застряну в Рено. Единственный способ добраться до Онтарио — лететь в Лос-Анджелес и добираться оттуда на машине, но у меня душа не лежит к скоростным шоссе.

Огни стриптиз-бара испещряют наши лица разноцветными полосами. Ковбой на пороге ломбарда швыряет к нашим ногам горящий окурок сигары, который закатывается под лимузин с вылинявшими номерами LTHL DOS. Я наступаю на комок жвачки, отчищаю подошву и немедленно вляпываюсь в следующий. Зазывала у дверей казино, одетый лепреконом, но слишком жирный для того, чтобы носить ярко-зеленые лосины, протягивает нам купоны на две бесплатных игры на какой-то штуке под названием «Колесо мечты». Мы проходим мимо.

— Час. Больше времени у меня нет.

— Ладно, — отвечает Арт. — Я, вероятно, закончу вечер в отдельном кабинете, привязанный к батарее шелковыми женскими трусиками.

Я вспоминаю подходящее трудное слово. Нужно пускать их в оборот — или они утратят цену.

— Ты старый сибарит.

Клуб похож на комнату отдыха: ни сцены, ни ярких огней — лабиринт столов и кожаных кушеток, которые стоят так тесно, что танцовщицы и официантки вынуждены пробираться боком, соприкасаясь бедрами и грудями, если им нужно разминуться. Арт шагает впереди сквозь клубы синего дыма, пробираясь в дальнюю часть зала, отгороженную деревьями в кадках — их листья по форме и размеру напоминают ладони. Мы садимся, и я чувствую себя охотником в засаде: сам я невидим, но мне открывается полный обзор. Арт прав, женщины здесь выше всяких похвал — они кажутся прохладными на ощупь, здоровыми и неглупыми. Арт начинает заметно волноваться, как только одна из них к нам приближается. Он бросает в рот пару мятных леденцов для освежения дыхания и усиленно жует, чтобы высвободить активные ингредиенты.

Лично я не испытываю соблазна. В молодости я сделал ошибку и заговорил, подробно и обстоятельно, со стриптизершей о ее заработке. Ее доходы повергли меня в шок. Она зарабатывала вдвое больше меня. Девушка заявила, что копит деньги на колледж, но при дальнейших расспросах выяснилось, что у нее даже нет банковского счета и что она содержит аж двух сумасбродных любовников. Мне не было ее жаль, я почувствовал себя оскорбленным. Вот я, честный человек, за которого эта красивая девушка могла бы выйти замуж, но вместо того она высасывает у меня двадцатки, играя на моих дарвиновских инстинктах.

Девица усаживается к Арту на колени и начинает представление — берется за спинку стула, чтобы не потерять равновесие, и изгибает свое красивое стройное тело. На плече вытатуирована раскрывшаяся маргаритка. Я отвожу взгляд, но Арт намерен продолжать разговор.

— Если я избавлюсь от своих ресторанов, то попробую одну штуку… Что-то вроде «книги почтой», только я буду торговать инструментами. В апреле — беспроводная дрель. В мае — циркулярная пила. Если вам не нужно, отошлите обратно. Знаешь, как это работает. Барахло все накапливается. Это автоматическая реклама, потому они никуда не могут деться.

— Не знаю. Может быть. Я ухожу из КСУ, Арт. Боюсь, я не смогу тебе помочь.

— Просто дай мне надежду… эй, не так сильно, детка, иначе я тресну.

Я просто обязан поддержать оптимизм Арта, указать ему на новые горизонты. У меня есть одна мысль. На конференции в четверг я увижу Тони Марлоу, одного из самых высокооплачиваемых консультантов-мотиваторов, с которым познакомился через общих приятелей, когда он еще не был так крут. Тони начинал с махинаций со скорочтением в Калифорнии, где обошел все дома престарелых, а потом уехал в Силиконовую долину и принялся преподавать там «навыки командной работы». Этот тип — просто бомба, он вылетел из старшей школы и создал себя с нуля, его частные консультации обращают директоров компаний в ничто. Вот что я предложу Арту — несколько часов с Марлоу.

— Я кое-что черкну на карточке, Арт. Не потеряй. Такое выпадает только раз в жизни.

Я засовываю карточку под пепельницу, а потом замечаю финансового консультанта, которого видел в самолете, — буквально в двадцати футах от нашего столика его обрабатывает тощая рыжая девица. На сей раз у него другая прическа, волосы уложены волнами, но я узнаю этот благородный лоб. Я сглатываю и отчетливо слышу треск, когда девчонка обвивает одной ногой его бедную старую спину и прогибает в талии, прижимая к своей груди. Голова у моего знакомца мотается, как у трупа, челюсть отвисает, так что виден серый язык. Я закрываю глаза. Когда я их открываю, зрелище еще ужаснее. Девица запускает пальцы в его жесткие бачки, целует и лижет блестящую лысину. Одна рука финансового консультанта безвольно болтается рядом с ее задницей (трусики у рыжей набиты достаточным количеством денег, чтобы обхаживать клиента целый вечер).

Я наблюдаю за тем, как старика трясут и выжимают досуха. Ощущение — точно наблюдаешь за вращающимися рамками гироскопа. Я испытываю шок и разочарование, но это наименьшее зло. Подорвано мое доверие к Небу, поколеблена вера в этический договор между пассажирами. Если бы сегодня я не пришел в «Мустанг», воспоминания о нашей встрече на борту навечно остались бы незапятнанными и сияющими. Благочестивый, добрый взгляд. Аристократическая честность, когда он выслушал мою смиренную мольбу и прочел проповедь о том, что вкладывать деньги нужно сознательно. Какой стыд, как это деморализует. При моем образе жизни, при постоянных перемещениях, для меня чересчур большая роскошь — перепроверять то, что я вижу и слышу. Я вынужден верить. Если человек, назвавшийся врачом, слышит мой кашель и рекомендует антибиотики, я принимаю антибиотики. Разумеется, принимаю. В Небе честность не влечет наказания, а у обмана нет светлой стороны. То есть, так мне казалось.

«Чейз Манхэттен», непоколебимый как Гибралтар. Лютеранские епископы. Злобное Эн-Би-Си. И все это говорил человек, который теперь платит молоденькой девчонке, чтобы она танцевала, сидя на его сморщенном жезле.

Я окликаю подружку Арта, которая уходит с деньгами.

— Этот старик… он постоянный клиент?

— Видела его пару раз. Хотите танец?

Я качаю головой, и она скрывается в толпе.

— Тебе нравится его девочка? — спрашивает Арт. Из носу у него течет, под столом он застегивает брюки. — Похоже, она занята.

— Ее клиент — большая шишка с Уолл-стрит, мистер Такой-то, — говорю я. — Сегодня в самолете он дал мне ценный совет. Я позвонил в банк, как только приземлился. Шесть тысяч баксов.

Арт смотрит на него.

— А он не из слабеньких. Эта девчонка — та еще штучка. Использует мужиков как пожарные гидранты.

— Перестань.