легавменские доспехи и, тщательно прочесав зорким глазом окружавшую его темноту, обнаружили источник означенного звука в лице некоей развалившейся на скамейке личности. Хватьзазад приблизился к ней со всеми обычными мерами предосторожности. Что до бродяг, то они продолжали спать, чувствуя, что рядом ходят такие же, как они.

Личность делала вид, что дремлет. Хватьзазаду от этого легче не стало, но тем не менее он обратился к ней в следующих выражениях:

— Что вы здесь делаете? В столь поздний час?

— А вам-то что? — отозвался этот некто по имени X.

Хватьзазад, кстати говоря, задался тем же вопросом, когда формулировал свои собственные. Да, действительно, ему-то что до этого? Все дело было в его профессии, его внешнем обличье, но, с тех пор как он потерял Марселину, ему все чаще и чаще хотелось размягчить коросту своих поступков в сперме неудовлетворенных желаний. Борясь со своим пагубным влечением, он продолжал беседу.

— Как это что? — сказал он. — Это касается меня непосредственно.

— В таком случае, — сказала личность, — это совсем другое дело.

— Значит, вы позволите мне вновь сформулировать поставленного мною ранее здесь при вас вопроса?

— Вопрос, а не вопроса, — сказала тень.

— Вопроса, — сказал Хватьзазад.

— Вопрос, без «а».

— Вопрос, — наконец согласился Хватьзазад. — Ах, эта грамматика! Я в ней не силен. Это меня и подкосило. Ладно, не будем об этом. Ну так?

— Ну так что?

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Я ведь забыл, что за вопрос. Уш сколько времени прошло.

— Значит, мне повторить?

— Неплохо бы.

— Как это утомительно.

Хватьзазад воздержался от очередного вздоха, боясь реакции своего собеседника.

— Давайте, — сказал тот дружественно. — Сделайте небольшое усилие.

Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:

— Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.

— Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?

— Да.

— Я его водитель.

— А!

— Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?

Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.

— Позвольте? — спросил он.

— Пожалуйста, пожалуйста.

— Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).

— И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный прокол, — добавил Хватьзазад.

— Неприятности?

— Не то слово. Облом.

(Молчание.)

Хватьзазад добавил:

— Из-за женщин.

(Молчание.)

Хватьзазад продолжал:

— ...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом, надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...

(Молчание.)

— Конечно, — сказал Федор Баланович.

Какой-то комар влетел в световой конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное тельце медленно опустилось на желтый асфальт.

— Давайте, начинайте, — сказал Федор Баланович. — А то рассказывать буду я.

— Нет, нет, — сказал Хватьзазад. — Поговорим еще немного обо мне.

Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:

— Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании — его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду. Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.

Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.

— Давайте, продолжайте, — сказал Федор Баланович, — а то я начну.

— Действительно, все не то и все не так, — сказал Хватьзазад. — И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.

— Встреченной.

— Встреченного.

— Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?

— О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны — и какие это были стороны! — она даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного — увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.

— Это уж точно, — сказал Федор Баланович. — Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.

— Везет же вам, — рассеянно сказал Хватьзазад.

— Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь, с артистами так часто бывает. Придумают что- нибудь, а потом повторяются до бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый — в своей области.

— Все, но не я, — с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад. — Я все время разное придумываю.

— Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас жалкий.

— Даже в форме?

— Форма тут ни при чем.

Опечаленный Хватьзазад замолчал.

— Эй, так к чему же вы все это? — спросил Федор Баланович.

— И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.

— А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу, поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.