Басры или Куфы, но события повернулись иначе. Городок расцвел как центр производства полотна, затканного золотыми нитями, но его роль военной базы была исчерпана, когда мусульмане продвинулись в глубь материка.
Начав с Тавваджа, Усман ибн Аби'ль-Ас продолжил завоевание горных районов Фарса. Фарс являлся одной из важнейших провинций Сасанидской империи. Здесь стояли великие памятники первой персидской династии, Ахеменидов, и свидетелями их древнего величия служили колонные дворцы Персеполя. В Фарсе находился город Истахр, где зародилась династия Сасанидов, бывших первоначально стражами храма Анаиты. Первые два монарха создали здесь свои столицы: Джур и Бишапур, и, хотя позднейшие властители редко останавливались здесь, местность все еще помнили как родину правящей династии. Йездгерд III, спасаясь бегством, вернулся в Истахр, к колыбели династии, в надежде найти там поддержку. Да и география была на его стороне. То была земля зубчатых гор и узких проходов, разделявших взращивавшие зерно долины и соленые озера.
Мы располагаем не многими подробностями кампании, поставившей эту важную провинцию под власть мусульман, однако похоже на то, что те столкнулись с упорным сопротивлением. Фарс был страной горных замков и горных проходов, которые легко оборонять. Первое наступление на столицу Истахр в 644 году провалилось. В 647 силы мусульман, подкрепленные свежими войсками из Басры, взяли город Бишапур. И сегодня можно видеть необитаемые руины этого города. Он лежал на плодородной равнине у подножия крутых гор, с известняковых обрывов которых падали на равнину хрустальные реки. На обрыве по приказу строителя города Шапура I был высечен барельеф, рисующий его победы. В сердце города стоял храм огня, выстроенный, как рассказывали, римскими военнопленными, захваченными при победе Шапура над императором Валерианом в 260 году. Рядом находился подземный храм богини вод Анаиты. Вокруг них раскинулся сам город, построен-ный по плану сетки, как греческий или римский полис. Город пережил завоевание мусульманами, но к VIII веку население из него потянулось в растущий неподалеку Казирун и в новую мусульманскую метрополию — Шираз. К XII веку он превратился в заброшенные руины.
В 648 году мусульмане заключили мирный договор в Арраджане на большой дороге между Ираном и взгорьями Фарса и Дарабджирда на востоке. Дарабджирд был еще одним круглым городом, на сей раз с крепостью в центре. По словам Балазури, то был источник (шадраван) науки и религии зороастризма, но он оставляет эту интригующую фразу без пояснений. Тем не менее именно религиозный лидер, хербад, сдал город мусульманам на тех же условиях и с теми же гарантиями для горожан, что и в других городах этих мест.
К 650 году против мусульман держались только столичный Истахр и круглый город Джур. В том году в структуре командования произошли коренные перемены. Власть над Фарсом перешла к новому повелителю Басры Абдаллаху ибн Амиру. Абдаллах был аристократом из курайшитов — племени Пророка — и славился своим богатством и щедростью. Он проложил новый ирригационный канал в Басре и улучшил снабжение водой паломников в Мекку. Кроме того, он был решительным военачальником и не боялся увести свое войско, домом которому стал Ирак, к самым отдаленным пределам Сасанидской империи. Его назначение имело целью направить все ресурсы мусульманской базы в Басре на завоевание южного и восточного Ирана. Как обычно, сообщения об окончании кампании в Фарсе скудны и противоречивы, но представляется ясным, что и Истахар, и Джур оказали серьезное сопротивление. Нам рассказывают, что Джур выдерживал штурм за штурмом и пал только тогда, когда собака, выскочившая за объедками в мусульманский лагерь, показала войску Ибн Амира тайный ход в город.
После него пришел черед столицы Фарса. Жалкие развалины города Истахра видны и поныне. Он лежал на плоском участке у большой дороги в нескольких километрах от руин древнего Персеполя. ГЬрод не имел естественных укреплений, но к тому времени явно был обнесен стеной. Защитники его сопротивлялись дольше, чем где-либо еще. Как и в некоторых других случаях, рассказывают, что город сдали по соглашению, но затем жители восстали или нарушили условия. При последовавшем повторном завоевании произошло сражение. Согласно одному из сообщений, Ибн Амир взял город после жестокого сражения, включавшего бомбардировку из осадных машин. Захват города закончился резней, при которой погибло 40 000 персов, в том числе члены благородных и царских родов, нашедшие там убежище.
Масштаб убийств и разрушений в Истахре, кажется, несравним ни с одним городом на западе и в центре Ирана. Это единственный случай, когда упоминается применение осадных машин против укреплений, и единственный известный случай резни такого масштаба. Кроме того, по-видимому, имела место сознательная попытка уничтожить главные символы персидской религии, храмы огня, и конфисковать их имущество: некий Убайдаллах ибн Аби Бакра, как рассказывали, добыл 40 миллионов дирхемов, «гася огни, уничтожая их храмы и собирая дары, оставленные в них паломниками-зороастрийцами». Хотя подробности почти неизвестны и мы не располагаем персидскими сообщениями для сравнения с лаконичным арабским повествованием, представляется, что в Фарсе, и особенно в Истахре, захватчики встретили более упорное сопротивление, чем где бы то ни было в Иране. Возможно, роль провинции как колыбели и родины сасанидской династии заставила местное население с таким упорством сражаться с захватчиками.
От Фарса Абдаллах ибн Амир продолжил движение на восток, по пятам Йездгерда III, бежавшего из Истахра до его падения. Тот быстро добрался до провинции Кирман. Ее главные города, в том числе Бам и затем столичный Сирджан, пали быстро. Нам рассказывают, что многие жители предпочитали покинуть свои дома и земли, чем жить под властью мусульман. Арабы заселили оставленные ими участки.
Провинция Систан, или Сиджистан, лежит к северу и востоку от Кирмана. В наше время это почти не обитаемая и не подчиненная никаким законам область на ирано-афганской границе. Ее бич — резко континентальный климат, при котором летом дневные температуры достигают 50 градусов, а зимой голую землю выметают бураны. Эта пустынная местность испещрена бесформенными остатками древних зданий, построенных из рассыпающегося со временем сырцового кирпича. Но земля эта была такой не всегда, а стала необитаемой, возможно, после нашествий монголов и Тимуридов в XIII-XIV веках. Провинция была обязана своим процветанием водам реки Гильменд, несущей талые воды с гор Гиндукуша в Афганистане на равнину. Как и реки Мургаб в Мерве и Заравшан в Самарканде и Бухаре, эту реку, прежде чем она затеряется в пустыне, можно использовать для орошения полей. Ранние исламские путешественники с похвалой отзываются о полях и урожаях этой местности, превратившейся теперь в безлесную пустыню. Систан получил свое название от саков, индо-иранского населения, игравшего важную роль в парфянскую эпоху: одетая в кольчуги конница саков была важной частью парфянской армии, прославленной победой над римским военачальником Крассом у Карр в 53 году до н. э. Ко времени мусульманских завоеваний о саках успели забыть, но жители Систана сохранили репутацию закаленных воинов, хотя большинство их сражалось пешими.
Систан играет также роль как сцена некоторых событий из персидского национального эпоса «Шахнаме». Эта провинция была родиной великого героя Рустама, рыцаря без страха и упрека в древней иранской традиции. Сцена, в которой Рустам в неведении убивает своего сына Сухраба, — одна из самых драматических во всей поэме. Истории эти, в том виде, в каком дошли до нас, записаны поэтом Фирдоуси в начале XI века. На деле легенды о Рустаме были хорошо известны к началу исламской эры, причем не только в Персии, но и на Аравийском полуострове. Нам рассказывают, что их повторяли в Мекке при жизни Пророка, отвлекая легкомысленные умы от его проповеди. Неизвестно, сколько исторической истины кроется в этих легендах, но в начале исламской эры путешественникам еще показывали так называемую «конюшню Ракша», прославленного скакуна Рустама.
Ко времени завоевания провинция славилась знаменитым храмом огня в Каркуйе. Он пережил мусульманское завоевание и еще действовал в XIII веке, когда, говорят, имел два купола, «возведенных во времена Рустама Сильного». Огонь, которому никогда не давали погаснуть, скрывался под куполами. Жрец, поддерживавший его, сидел поодаль, закрыв рот вуалью, чтобы не осквернить огонь своим дыханием. Он питал огонь тамарисковыми поленьями, дававшими серебристые языки пламени. Мы не знаем, когда был уничтожен храм, однако он мог стать жертвой хаоса, воцарившегося в этих местах при вторжении Тимура в конце XIV века.
Кроме того, Систан давал приют и маленькой христианской общине. Здесь, на востоке Сасанидской империи, все христиане были несторианского толка, то есть принадлежали к восточной сирийской церкви, которую ортодоксы в Константинополе считали еретической. Типично, что большая часть сведений об этой общине дошла до нас в результате диспута об избрании соперничавших епископов в 544 году, когда патриарху Ктесифона пришлось нарушить компромисс, согласно которому один епископ оставался в столице
