и посмотрела на него, испытывая ужасное стеснение в груди.

Он коснулся ее лица, нежно улыбнулся и сказал хрипловатым шепотом:

— Я просто пытался привести твою прическу в порядок.

Она уклонилась от его прикосновения, и губы ее задрожали.

— И тебе это удалось?

Слабая улыбка играла на ее губах.

— Думаю, что да.

Его глаза были так полны чувством, что казалось, он испытывает муку. Она не могла больше смотреть на него без того, чтобы не ощущать такую же муку, поэтому снова повернулась к огню и попробовала сжечь на нем свои мысли.

Джейк придвинулся к ней, и его губы коснулись ее волос.

— Джилл, ты боишься меня?

Она слабо улыбнулась, не отводя глаз от огня, и сказала:

— Да. Боюсь.

Он повернул ее лицо к себе и стал смотреть на него.

— Почему? Разве ты не знаешь, что я не причиню тебе вреда?

Она глубоко вздохнула и наконец обрела способность говорить.

— Я не знаю этого, Джейк. Похоже, что я страдаю.

Он смотрел на нее и видел, как появляются в ее глазах слезы, как повисают они на ее длинных ресницах. Он смотрел на нее не отрываясь, с тревогой, с переполняющими его чувствами.

— Джилл, сегодняшняя ночь наша. Я не должен заниматься с тобой любовью, но я должен держать тебя в своих руках. Я должен. Честно.

Они смотрели друг на друга как загипнотизированные, охваченные таким всепоглощающим желанием, что в эту секунду почувствовали себя отделенными от всего мира. Море исчезло вместе с его звуками. Огонь догорал, но редкие языки пламени еще взвивались в воздух. Все вокруг исчезло, хотя каждая деталь, каждый поворот, каждый контур лица западали в память.

Губы Джилл слегка раздвинулись.

Джейк наклонился вперед и, не притрагиваясь к ней, прикоснулся губами к ее губам. Его нежный поцелуй вызвал в ней горячую волну крови, пробежавшую по всему телу. Он отпустил ее, и она встретилась с ним глазами; в ее глазах были смятение и страсть, в них был очевидный для него вопрос.

Она хотела заговорить, но не смогла, так остра была мука от ощущения его рук, обнимающих ее тело, от того, что она чувствовала его тело так близко, от того, что она понимала, что принадлежит ему. Она любила его. Она хотела его. И в его глазах она видела нескрываемое желание, она слышала его взволнованное, затрудненное дыхание. И его желание было ничуть не меньше, чем ее. Его глаза оказались так близко к ее глазам, что ресницы их почти соприкоснулись. Она ощутила, как его пальцы сжались на ее руке. Трепещущие пальцы на трепещущей руке.

Его глаза не отрывались от ее лица ни на одно мгновение. Он вновь поцеловал ее, на этот раз с такой силой, что ее зубы коснулись его зубов, ее язык дотронулся до его языка. Он целовал ее еще и еще — ее волосы, шею и все бормотал:

— Джилл, я люблю тебя… я люблю тебя… я так люблю тебя.

Она обняла его за шею, дотронулась до его затылка, ласкала его черные, коротко остриженные волосы, касалась его ушей, его плеч. Она услышала сдавленный плач и не сразу поняла, что этот плач вырывается из ее горла.

Они прижимались друг к другу, безнадежно, бессильно, принадлежащие друг другу и затерянные друг в друге. Он крепче прижал ее к себе и вдруг резко отодвинулся. Еще через секунду он встал и пошел к кромке воды.

Она смотрела на него, ее сердце бешено стучало в груди, глаза расширились от нахлынувших переживаний.

Не доходя до воды, он обернулся и посмотрел на нее.

— Я… я не должен заниматься с тобой любовью, — с горечью произнес он. — Не должен. — Он вскинул обе руки и пошел к ней обратно. — Никто не получает в наследство такую твердость, ее надо воспитывать в себе. — Он показал на свою грудь. — Но я человек дисциплинированный. — Он отвернулся от нее. — И я знаю, — сказал он через плечо, — ты думаешь, я привез тебя сюда, чтобы заняться здесь с тобой любовью. А я не собирался. И не буду.

В глазах Джилл отсвечивали последние огоньки костра, когда она смотрела, как Джейк ходит по песку у края воды.

Он протянул руку и ткнул пальцем в ее сторону.

— Ты видишь, что здесь нет одеяла? Если бы я хотел использовать эту ситуацию, я бы захватил одеяло. Так ведь? — Он нервно взмахнул руками. — Заниматься любовью на песке все равно что заниматься любовью под душем. Кажется очень романтичным, пока не попробуешь, и только тогда понимаешь, почему Господь Бог придумал постели.

Она рассмеялась:

— Что с тобой происходит, Джейк?

Он вновь приблизился к ней, упал на колени и обхватил ее лицо ладонями.

— Я умираю, умираю от тебя, Джилл. — Он смотрел на нее в отчаянии. — Я так хочу тебя, что мне действительно кажется, что я умираю.

Улыбаясь, она обняла его.

— Не умирай, — сказала она, теребя его волосы. — Если ты умрешь, кто доставит меня в космос?

— Джилл, я так хочу тебя, что не могу думать ни о чем другом.

Она легла на спину и притянула его, чтобы он лег рядом.

— Скажи мне, — пробормотала она, — это правда насчет душа… и песка?

— Только насчет душа. — Он посмотрел ей в глаза. — Я лгал насчет песка. Я не знаю. Я никогда не занимался любовью в моей песочнице, а когда я вырос из нее, у меня не было возможности узнать это.

— И сейчас ты не хотел бы испытать этого, старый летчик-испытатель?

Ее рука лежала на его груди, и она могла ощущать сладость биения его сердца. Она притянула его лицо к своему и поцеловала его в губы, потом ее губы отправились в путешествие к его подбородку, перекочевали к уху.

Его слова стучались в ее грудь.

— Ты действительно думаешь, что я привез тебя сюда для этого? — спросил он, и голос его сел от желания.

— Я не знаю, — ответила она, почти теряя сознание от его близости. — А разве это так важно? Разве не важнее то, что мы сейчас здесь, под этим великолепным небом, рядом с потрясающим океаном, на этой песчаной постели, которую Господь Бог изготовил для тех, кто забыл одеяло? — Она смотрела на него с удивлением. — И совсем рядом с автомобильной дорогой, по которой кто угодно, хотя бы дорожный патруль, может проехать и увидеть нас.

Он встал на колени и огляделся вокруг. Его глаза сузились, когда он увидел возвышавшуюся неподалеку от дороги дюну, которая могла служить некоторым убежищем. Он встал и, глядя Джилл в глаза, протянул руку.

Джилл медленно приняла его руку, села, потом встала на ноги. Так, рука об руку, они пошли к дюне. Джейк снял с себя рубашку и расстелил на песке. На его лице появилось странное выражение, когда он сказал:

— Нельзя любить один раз и не любить этого человека во второй раз, как ты считаешь, Джилл?

Она опустилась на песок, не выпуская его руку.

— Я не знаю. А почему ты спрашиваешь?

Она смотрела на его длинную, сильную, хорошо вылепленную руку.

— Потому что я подозреваю, что два воспоминания лучше, чем одно, — прошептал он, садясь рядом с ней.

Она полузакрыла глаза и позволила окружающему миру вторгнуться в ее ощущения — шум моря, звучащий в ее сознании, яркие отблески огня, пляшущего перед глазами. Все было необыкновенным. Она