Другой словно пожил немного рядом с героями «Капитанской дочки». Даже вымышленные Гринев и Швабрин и семья Мироновых отныне для него вроде личных знакомых.

Не обладай человек даром преобразовывать свои репликации, он не смог бы ничего познать, ничего усовершенствовать.

Может быть, он что-нибудь и строил бы. Но так, как строят пчелы и бобры: лишь повинуясь голосу инстинктов.

Приобретая знания и творчески преобразуя их, человек затем использует их на практике, утверждает свое господство над природой. Тем подтверждается правота трех аксиом средневекового алхимика-ученого Остан-Мага:

Удивительный мир окружал писателя Ивана Александровича Гончарова, когда он работал.

«Лица не дают покоя,– признавался он,– пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров, и мне часто казалось, прости господи, что я это не выдумываю, а что все это носится в воздухе около меня и мне надо только смотреть и вдумываться».

Алексей Николаевич Толстой высказывался в том же духе. Он был убежден, что писатель должен до галлюцинации видеть то, что пишет. Он говорил, что обладает сам такой способностью, и сообщал о своих героях: «Я физически видел их».

Интересно, как реагировал на свои образы знаменитый сказочник Гофман. Он настолько ярко представлял своих героев, что его охватывал страх, и он просил в такие минуты свою жену быть рядом.

Гёте мог мысленно видеть перед собой расцветающие одну за другой розы (причем для него они пахли, все были как натуральные). А музыкальные образы у Бетховена иногда так обрушивались на композитора, что тот вынужден был обливать себя холодной водой.

Иногда творческие люди видят не галлюцинации, а просто сны, но сны с глубоким содержанием, с находками важных решений.

Вот несколько примеров.

Известный итальянский композитор XVIII века Джузеппе Тартини во сне услышал мелодию, которая поразила его красотой. Когда он проснулся, он стал ее вспоминать. Потом записал и назвал сонатой «Трель дьявола».

Французский математик Анри Пуанкаре во сне увидел вывод – интегрирование – сложного уравнения. В своих записках он так вспоминал об этом:

«После нескольких неудачных попыток проинтегрировать уравнение, я... лег спать пораньше. Под утро я увидел во сне, что читаю лекцию студентам по тому же вопросу, который я тщетно пытался решить вечером, и что я на доске интегрирую соответствующее уравнение. Проснувшись, я осознал, что видел сон, но, припомнив его содержание, зажег свет и записал тот вывод, к которому пришел бессознательно во сне».

Вероятно, многие – не одни писатели и ученые,– подумав, вспомнят что-нибудь свое, похожее.

Читая о подобном, иной вообразит, пожалуй, что есть люди, которым попросту везет. Какая благодать: не делаешь ничего, а творческие образы сами просятся на бумагу!

Конечно, это не так. Все новые идеи создаются в голове, с помощью упорного труда.

Что может представиться случайным натиском идей и мыслей не столь уж и случайно. Когда над чем-то много думаешь, чего-то напряженно ищешь, мир, теснящийся внутри, словно сам стремится сложиться во что-то новое.

Недаром многие мыслители подчеркивали роль тренировки ума – источника любых открытий, в том числе художественных,– в его развитии.

«Старайся дать уму как можно больше пищи»,– говорил Л. Н. Толстой. А знаменитый итальянский художник и ученый Леонардо да Винчи объяснял: «Железо ржавеет, не находя себе применения, стоячая вода гниет или на холоде замерзает, а ум человека, не находя применения, чахнет».

И все же те – наивные – не совсем неправы.

Ум человека работает не по одному приказу. Как верный, все понимающий слуга, он часто (очень деликатно) дает толковые советы своему хозяину и не ожидая его вопросов.

Даже не гении могут убедиться, что картины их внутреннего мира почти всегда «умны».

Ничего подобного обычно не замечают в картинах окружающей природы. О ландшафте говорят: «Как он красив» или, напротив: «Как уныл, безрадостен». Но не поэту просто невозможно выразиться: «Какие понимающие деревья», «Какая бестолковая река».

Только о творениях людей – о фабриках и плотинах, о домах и стадионах – говорят порою: «Здесь виден ум!» Так это ведь не об уме природы говорят. А об уме строителей и проектантов, об «уме» их репликаций, творческих находок.

Люди практических профессий постоянно заглядывают в себя, как бы советуются со своим умом, со своими репликациями – как разрешить ту или иную задачу. Врач, осматривая больного, ищет мысленно разумные объяснения болезни. Слесарь, ремонтируя станок, рисует в воображении, как должны быть пригнаны детали.

Так поступают люди и любой другой профессии, включая творческие. Даже произведения искусств, литературы строятся по законам, то есть покоятся на умном основании. Известный композитор Игорь Стравинский правильно сказал однажды, что «искусство требует от художника прежде всего полноты сознания» (то есть разума). В таком же духе выразился и французский художник Пабло Пикассо: «Для меня творчество начинается с размышлений».

Почему же внешний мир мы вначале преимущественно ощущаем, а внутренний, как кажется, сперва осознаем?

Почему картины окружающего проникают в нас по каналам чувств (даже формулу мы должны прежде увидеть, чтобы потом понять), а когда мы хотим что-то сделать (неважно что: сыграть ли на скрипке, или выточить деталь), мы должны сперва собраться с мыслями, направить замысел по каналам чувств.

Вероятно, добрая Мать Природа просто старается этим облегчить взаимопонимание и взаимосвязь между обоими мирами человека: внутренним и внешним.

Когда мы смотрим в себя, то обнаруживаем там много от окружающего. Но это окружающее, отраженное сознанием: оно невидимо и неосязаемо. Желая же что-нибудь сотворить – «вывести часть своего внутреннего наружу», сначала надо осознать, как это сделать, пустив в ход разум. «Выводя наружу» свою выдумку (в виде мелодии, изобретения, проекта), мы тем самым «вводим» в окружающее свой ум, свое сознание. Это как бы роднит нас с внешним при помощи нашего ума.

Когда же мы обращаем взор во внешнее, то невольно обнаруживаем там и себя. Ведь буквально все вокруг рисуется моими глазами. Группа экскурсантов,