— Что ты несешь? — крикнул Уилсон. — Мой аппарат не имеет ничего общего с ядерной бомбой!
— Я знаю принцип его действия. Но у Ирины в груди водитель ритма.
— Что?!
— У Ирины электронный стимулятор сердца. Повторить по буквам?
Уилсон пару секунд таращился на него. Потом рассмеялся:
— Ах ты, прохвост! Ловко придумал! Меня даже в жар бросило.
И вдруг Ирина расплакалась.
— Откуда вы узнавать? Это мой секрет!
Ее всхлипы становились все чаще и громче.
Уилсон вскочил из-за компьютера и бросился ее обнимать.
— Ирина, что все это значит? Не плачь, девочка моя. Говори правду.
— Я не хотела ты знать. Я — порченый товар. Поэтому я делать с тобой любовь в темноте. Не хотеть ты видеть шрам. Очень некрасивый. Ты тогда не хотеть меня.
Уилсон, потерянно тряся головой, странно улыбался. Ласково отобрав у Ирины автомат, он приказал:
— Покажи!
Ирина метнула стыдливый взгляд на Берка, но тут же стала беспрекословно расстегивать пуговицы блузки. Ей даже лифчика не пришлось снимать, шрам был виден и так.
Уилсон нагнулся и нежно поцеловал синевато-черный бугор.
Берк смущенно отвернулся.
— Я люблю тебя, — нежно сказал Уилсон. — И ничто не может изменить мои чувства.
— Я… — пробормотала Ирина, потом опять сорвалась в рыдания.
— Ну, ну… шшш, шшш… — утешал ее Уилсон. — Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Вдруг раздался телефонный звонок. От неожиданности Берк дернулся всем телом. Аппарат на стене он заметил давно, но звонок застал его врасплох.
Уилсон, не обращая внимания на телефон, нежно сцеловывал слезы с глаз Ирины.
— Ну будет, будет, все в порядке, — тихо приговаривал он.
Телефон продолжал надрываться.
Наконец Уилсон отошел от Ирины и, с прежней странной улыбкой, снял трубку.
Берк догадался, что это отводная трубка телефона, стоящего в усадьбе.
Уилсон несколько секунд молча слушал. Потом прикрыл микрофон рукой и обратился к Берку:
— Кто-то по фамилии Коваленко — из ФБР — хочет, чтобы я вышел из дома с поднятыми руками. Ты про него сказал «придурок»? Совершенно с тобой согласен.
Берк никак не отозвался. Что можно сказать в подобной ситуации?
Уилсон повесил трубку, предварительно бросив в нее:
— Я понял. Дайте мне пару минут на размышление.
Уилсон вернулся к своему компьютеру, положил руки на клавиатуру. И задумался, глядя пустыми глазами на экран.
Берк решил, что он собирает волю в кулак — перед тем как последним ударом по клавише послать мир в нокаут.
Однако на самом деле в Уилсоне сражались две давние могучие мечты. Еще несколько минут назад любовь и месть шли рука в руку, и обе обещали осуществиться разом. Теперь нужно было выбирать: любовь или месть? Одна исключала другую. И любая теперь вела в тупик.
Он колебался ровно столько, сколько Берку понадобилось, чтобы проникнуть в смысл происходящего.
Уилсон печально хмыкнул, захлопнул ноутбук и проворно отсоединил его от трансмиттера.
Берк понял, какой из тупиков он выбрал.
Протягивая ему ноутбук, Уилсон сухо проговорил:
— Надо уничтожить. В чьи бы руки ни попал, добра не будет.
Берк молча кивнул.
— Уведи Ирину, — деловито продолжал Уилсон. — Прочь отсюда, прочь от дома. От башни есть скрытая тропа к горячим источникам. Ирина знает и покажет.
— Нет, — закричала Ирина, — я оставаться с тобой!
Но и Уилсону, и Берку было не до нее.
— Рядом с источниками три пещеры. Там избавишься от ноутбука. В самой западной пещере колодец — шахта со времен, когда тут добывали серебро. Глубина — футов сто. Если бросишь камень, успеваешь до шести медленно сосчитать, прежде чем внизу плеснет. Колодец примерно в тридцати футах от входа. В темноте смотри в оба. Как выполнишь, про ноутбук забудь навсегда. Себе же лучше сделаешь.
Берк согласно кивал, хотя на самом деле сомневался, что сумеет дойти до пещеры. Голова кружилась, ребра зверски болели, дышать было трудно, ноги подворачивались… Тут хотя бы с башни спуститься! Но он и не думал спорить. Если Уилсон решил дать властям последний бой, лучше при этом не присутствовать!
— Ирина, сердце мое, — сказал Уилсон, наконец поворачиваясь к жене, — я прошу тебя следовать за мистером Берком. Он теперь отвечает за твою безопасность.
— Нет, нет, Джек! — жалобно взмолилась Ирина. — Я хочу остаться с тобой. Я хочу…
— Что это за «я хочу»? — насмешливо оскалился Уилсон. — Всего лишь два дня назад поклялась во всем покоряться мужу своему — и уже ерепенишься!
Берк мог только гадать, что происходило в голове несчастной женщины.
— Да, в горе и в радости, пока смерть не разлучать нас, — вдруг перестав плакать, сказала она тихо.
И с торжественным, отрешенным лицом поцеловала Уилсона в губы. Он схватил ее голову и продлил поцелуй. Затем почти оттолкнул жену от себя.
— Ну, ступай!
Ирина медленно пошла к люку.
Заплакала она только на лестнице. Спускаясь за ней, Берк видел, как судорожно вздрагивают ее плечи…
С высоты Уилсон видел, как Ирина и Берк бегут по лесистому склону прочь. Берк почти тащил Ирину за собой, а она то и дело в отчаянии оглядывалась на башню. Наконец обе фигурки пропали за деревьями.
Опять зазвонил телефон, и Уилсон снял трубку. Сквозь визг вертолетного двигателя мужской голос крикнул:
— Я теряю терпение!
— Считайте себя везунком, если сегодня потеряете только терпение! — рыкнул в ответ Уилсон.
— Что-о? Слушай сюда! Для тебя единственный шанс выжить — немедленно выйти из дома. Без оружия и с поднятыми руками. Или ты выйдешь, или мы разнесем дом по бревнышку вместе с тобой! Ясно? Что тебе больше нравится?
Уилсон едва не расхохотался.
Нерешительность, в плену которой он был последние минуты, сменилась дивным спокойствием. Для себя он решил окончательно — в тюрьму он не пойдет. Стало быть, придется умирать. Скоро. Очень скоро. Вместе с ясностью пришло и внутреннее умиротворение.
Разумеется, можно попытаться удрать. От таких дураков он на какое-то время сумеет оторваться. В лес, по горным склонам, таясь за камнями и в пещерах. Питаться ягодами и любой дрянью, которая подвернется. Но какой в беготне смысл? Все равно в итоге его поймают. Слишком далеко отсюда до цивилизации; раздобыть машину вряд ли удастся, а пешком через пустыню не уйти. Лучше умереть мужчиной, а не загнанным псом…
И день для смерти подходящий — день летнего солнцестояния!
— Уилсон! — кричал агент ФБР в трубку.
— Погодите, я размышляю…