«Этот парень отбывал свой срок за насильственные преступления, – рассказал один из заключенных. – Тюремщики выбрали его, потому что он был не из тех парней, с кем обычно имеют дело. Он здоровый бык. Он должен был предупредить надзирателей, если Фрицль будет нестабилен или окажется на грани самоубийства. Можно назвать это домашним контрсуицидальным арестом».

Когда 29 апреля 2008 года Фрицля обследовали психолог и психиатр, оба пришли к выводу, что опасности совершения самоубийства нет. После этого Морвальд сказал, что он выглядит «спокойным и собранным». «Физически он в хорошей форме, – продолжил он. – Сегодня он пройдет медицинское обследование, но не похоже, чтобы у него были какие-то проблемы со здоровьем». И все же в целях его же безопасности он оставался изолированным от остальных заключенных.

Но вскоре снова возник повод беспокоиться за его здоровье. Выяснилось, что у 73-летнего Фрицля было больное сердце, а врачи подозревали у него заболевание крови. Бывший заключенный тюрьмы Св. Польтена, освободившийся в начале июня 2008 года, вспоминает: «Он действительно плохо выглядел. Он сильно похудел и совсем не выходил из камеры, боясь, что на него нападут. Он страдал».

Сначала предполагалось, что может потребоваться целых два года, прежде чем дело дошло бы до суда, – были мнения, что Фрицль столько не протянет. Полиция опасалась, что он умрет в тюрьме до того, как подробно объяснит, за что именно он заточил в подвале свою дочь и их детей.

Тем временем, несмотря на все произошедшее, Фрицль умолял руководство тюрьмы позволить его жене навестить его, хотя ничто не указывало на то, что этого хочет она. Он также хотел видеть Элизабет. Он засыпал в слезах, переполняемый угрызениями совести. Своей команде юристов он пожаловался, что не знает, как родные смогут обходиться без него. В тюрьме Св. Польтена говорили: «В прошедшие три недели настроение Фрицля коренным образом переменилось. Он поступил к нам нераскаянным упрямцем, но сейчас он действительно разбит.

Любопытно, что человек, так долго державший целую семью запертой в подвале, теперь вдруг беспокоится о них». Но Элизабет уже ясно дала понять, что больше никогда не захочет видеть своего отца. За все время ожидания процесса за решеткой у Фрицля был только один посетитель – друг семьи, оставшийся неизвестным.

Сначала тюремщики были шокированы его холодным, надменным отношением. Но после нескольких недель раздумий он начал показывать раскаяние. С этого момента он мог говорить только о том, чтобы вновь увидеться с семьей, чтобы он мог попросить у них прощения и убедиться, что с ними все в порядке. А потом Фрицль впал в глубокую депрессию. Он отказывался покидать камеру на ежедневный прогулочный час для упражнений на свежем воздухе, боясь, что другие арестованные набросятся на него. Он рыдал ночи напролет и действительно сильно похудел. Он чах на глазах.

Несмотря на все случившееся, Фрицль по-прежнему хотел видеть детей, Элизабет и свою жену Розмари. Он сказал своим адвокатам: «Я хочу увидеться со своей семьей, чтобы все им объяснить и узнать, как у них дела. Я за них переживаю».

В своей камере он был завален пятью тысячами электронных писем, источавших ненависть, но кроме этих писем он получил и свыше двухсот любовных признаний от женщин, предлагавших ему свое участие и понимание. Они были уверены, что он был неправильно понят и «добр сердцем». Он, в конце концов, всего лишь запер свою дочь Элизабет в подвале на 24 года, чтобы не дать ей сбиться с верного пути и уберечь ее от наркотиков и алкоголизма. Ему даже прощали тот факт, что дочь зачала от него семерых детей, говоря, что он всего лишь хотел научить свою дочь «радостям материнства».

Преступники нередко получают письма в поддержку, утверждает доктор Майк Берри, психолог из университета Метрополитан в Манчестере. Даже насильники и убийцы, такие как Питер Сатклифф, получали любовные письма и предложения руки и сердца, рассказывал он. «Авторы таких писем часто думают, что могут помочь преступнику или изменить его, но обычно все это безуспешно. Есть риск, что написавший письмо потом окажется обманутым, а преступник причинит ему боль».

Наряду с расследованием возможной причастности Фрицля к убийствам 17-летней Мартины Пош в 1986 году и Анны Ньюмауэр, тоже 17-летней, в 1966 году, полиция также рассматривала вероятность его причастности к нераскрытому убийству чешской проститутки. По словам немецкой газеты «Билд», полиция пыталась установить возможную связь между Фрицлем и убийством Габриэллы Супековой, 42-летней проститутки, чье тело было найдено неподалеку от австрийской границы в августе 2007-го, где Фрицль в это время отдыхал. Вновь открыли дело 16-летней Юлии Кюрер, которая бесследно пропала из Пулкау в 100 км от Амштеттена в июне 2006-го.

День матери в Австрии отмечается во второе воскресенье мая, так же как в США и в Канаде. В 2008 году он выпал на 11 мая, всего три недели спустя после освобождения Элизабет и двух ее мальчиков из заточения. Впервые Элизабет могла отпраздновать День матери с тремя детьми, которых забрали у нее при рождении. В клинике сказали: «Если какая мать и заслужила поздравлений в этот день, то это Элизабет. Но, поскольку все они еще только привыкают к простым вещам в жизни, большого праздника не было».

Все же дети преподнесли Элизабет цветы, и они все вместе сели за праздничный стол, украшенный цветами.

«Это была трогательная сцена. Они подавали радостные признаки того, что между ними начинается полноценное семейное общение». Весь больничный персонал смотрел в будущее с оптимизмом.

Впервые за 24 года Элизабет смогла провести этот праздник со своей матерью. Но беспокойство по поводу ее здоровья все еще было в силе. К этому времени она по-прежнему была не готова к разговору с полицией, которой не терпелось подтвердить обвинения Фрицля в убийстве. Следователи были уверены, что доказательств у них достаточно, чтобы привлечь его к ответственности за смерть Майкла, брата-близнеца Александра.

В самых первых ее показаниях на восьми страницах, которые были взяты сразу после того как она впервые вышла из подвала, Элизабет говорила, что родила Майкла и Александра самостоятельно. Но к тому времени, как Фрицль спустился к ним три дня спустя, Майкл был уже мертв. Тогда Фрицль сжег труп младенца в подвальной печи для мусора и забрал Александра с собой наверх. Полиция пыталась объективно оценить, достаточно ли этой информации, чтобы определить, есть ли в его пренебрежении к Элизабет и новорожденным состав преступления. Чтобы возбудить обвинение в убийстве, им надо было доказать, что Майкл выжил бы, если бы Фрицль не отвернулся от ребенка и обеспечил бы ему вовремя медицинскую помощь.

Тем временем Стефану, Феликсу и Керстин выписали свидетельства о рождении и дали австрийское гражданство, что означало, что они по меньшей мере теперь существуют. До тех пор Керстин, Стефан и пятилетний Феликс не были нигде зарегистрированы, потому что их отец держал их появление на свет в тайне, но Элизабет удалось записать даты их рождений, которые она предоставила властям.

Учитывая состояние Элизабет, становилось понятно, что она должна была оставаться в клинике не на один месяц, а лечение будет длиться еще много лет. Однако их юрисконсульт Кристоф Хербст, постоянный посетитель, сказал, что семья жила «более-менее нормальной жизнью» в клинике Мауэр. «По утрам они встают около шести-семи часов, – рассказал он. – Потом вместе завтракают. Завтрак они получают от больницы. Потом они сидят вместе за большим столом, разговаривают, спорят и шутят».

Теперь дети могли радоваться играм, которых не могли себе позволить в подвале, в чем им помогали их сестры и брат сверху. «Потом все занимались своими делами, – рассказывал Хербст. – Они играли в компьютер, читали, рисовали – делали все, что им хотелось. Наблюдать за их семьей было безумно интересно, потому что они вели себя, как нормальная семья».

Кроме того, он буквально восхвалял Элизабет. «Элизабет – это целый бастион силы. Сейчас она счастлива впервые, – сказал он. – Ее самое большое желание – это удержать семью вместе. Им нужно время, чтобы залечить раны и жить вместе. Все остальное вторично для нее».

Хербст также отдавал должное ее усилиям создать хотя бы видимость нормальной жизни для своих детей в подвале. «Под землей Элизабет пыталась чему-нибудь научить детей, – сказал он. – У них были уроки, они учили немецкий язык, математику. Так что у них было образование, и они очень воспитанные дети. Конечно, это поражает. Если вы поговорите со Стефаном, то увидите, что он очень вежливый и умный мальчик. Я думаю, Элизабет пыталась создать им хоть какие-то условия и дать им хорошую, по мере возможности, жизнь хотя бы в подвале».

Он сказал, что Элизабет хорошо реагировала на свое запоздалое возвращение в мир вне стен подвала.