Ну, я так не считаю, о ней еще можно писать и писать, но нехорошо, если выйдут сразу две книги одновременно.
Нет, нет, я не собираюсь о ней писать, — пудрит он мне мозги из Франции парижской пудрой. — Ее спутали с Коллонтай!
«Хорошо еще, что не с Крупской», — подумал я и удивился, ибо «Коллонтай» уже продавалась.
Когда книга Ваксберга вышла, я увидел, что много оригинальных эпизодов заимствовано из «Идолов», и разбросано, и пересказано своими словами. Нам в детстве говорили: «Дети, завтра мы будем писать изложение «Попрыгуньи». Перечтите ее вечером». Вот Ваксберг и сделал такое добросовестное переложение, кое-где присочинив, но кое-что и написав от себя, забыв, наверно, что пишет о лице, которое реально существовало.
И Шаляпин приставал к ней, когда ей, судя по ее дневнику, было двенадцать лет, и была она запойная пьяница, и сестра Маяковского жаждала выйти замуж за моего отца, хотя они друг друга терпеть не могли. Что хотел, то и написал, и приписал, и переписал. Словом, не становился на горло собственной песни.
Иван Тургенев был на обеде у Альфонса Доде, и Доде спросил о своих произведениях. Тургенев хвалил, но с оговорками. Это так опечалило Доде, что он, по уходе Тургенева, плакал вместе со своей женой. Меня это очень растрогало.
Интересно, как бы он отреагировал в случае с Вакс- бергом? Лично я не плачу вместе со своей женой, а всем говорю, какой он непорядочный человек, что сказал мне неправду (главное зачем?!), но многих это почему-то не удивляет. Отныне я с большой осторожностью буду относиться к захватывающим фактам, которыми он насыщает свои очерки и книги, помня о фантазиях, наполнивших его книгу о ЛЮ.
Существует известный плакат двадцатых годов работы Александра Родченко, на котором изображена ЛЮ. Приставив ладонь ко рту, она призывает население покупать книги. Что ж, благородное дело. Недавно я видел тот же плакат, но ЛЮ призывала уже покупать мебель. Еще более забавно, что газета «Комсомольская правда» на листовке перед президентскими выборами изобразила Лилю Брик, нашептывающую Ельцину что-то на ухо. Интересно — что?! Я не удивлюсь, если увижу плакат Родченко, где ЛЮ рекламирует чипсы.
Но, к сожалению, мерзкого и лживого, связанного с ее именем, больше, чем забавного.
Когда в журнале «Огонек» появились беспардонные статьи Воронцова и Колоскова о ней и Маяковском, поэты Семен Кирсанов, Константин Симонов и другие пытались защитить ее, однако бесполезно: их отклики на огоньковскую публикацию не печатали нигде. По редакциям гуляла замечательно написанная статья журналистки Р.Б.Лерт, которую никто так и не напечатал и которая, к счастью, не сгорела до наших дней. Р.Б.Лерт, вопрошая «Почему молчат литераторы?», вряд ли ожидала ответа на свой риторический вопрос. «Произведение Воронцова и Колоскова, — писала она, — не просто репортерский набег на чужую спальню. Как утверждает «Огонек», это плод исследовательских трудов, которые являются, оказывается, отрывками уже законченной книги о Маяковском. Боже мой, значит, нам, любящим Маяковского, еще предстоит получить такую книгу! Целую книгу, полный сборник сплетен о великом поэте, о том, был ли он женат, и если нет, то почему; о том, кого он любил больше, кого меньше, а кого вовсе не любил; какую возлюбленную Колосков одобряет, а какую порицает; и что сказала по этому поводу такая-то парижская знакомая; и был ли у Маяковского друг-блондин…»
Эта статья, написанная старой журналисткой с молодым задором, своей судьбой отвечает на вопрос, поставленный в ее заглавии: она нигде не была напечатана.
Сколько раз нам приходилось читать и даже слышать по телевизору версию, что это именно ЛЮ застрелила Маяковского (будучи в это время в Лондоне).
Или придуманная в семидесятых годах в музее Маяковского знаменитая история с предсмертным (!) письмом поэта, которое будто бы написала ЛЮ. Письмо втихую было передано администрацией музея на официальную графологическую экспертизу с надеждой, что этот слух подтвердится. И когда пришел официальный ответ, что письмо, конечно же, написано рукой Маяковского, то тогдашнее приунывшее руководство музея долго скрывало это от сотрудников.
ЛЮ разборчиво пускала в свой дом людей. Какого же было мое изумление, когда я прочел воспоминания человека, который был-то у нее всего раз или два в жизни.
К Геннадию Попову, автору этой странной статейки, я ничего, кроме признательности и благодарности, не испытываю. Он помог и принял участие в исполнении предсмертной просьбы ЛЮ — развеять ее прах где-ни- будь в Подмосковье, и все, что касается его описания захоронения праха — чистая правда. И хотя статья написана, чувствуется, с добрыми намерениями, результат вызывает оторопь у всех, кто помнит Лилю Юрьевну.
«Старуха», — пишет автор, — так называли Лилю Брик — держала все в своих руках (а уж Г.Попов-то знает! — В.К.), стояла во главе «мафии», куда входили Симонов, например, Вознесенский и другие. Именно они все решали — кому, когда, какую премию выдать, присвоить звание и все такое прочее». Прочитав сие, можно сделать вывод, что именно они, «мафиози» Симонов, Вознесенский и Лиля Брик решили сослать Симонова при Хрущеве в Ташкент, Вознесенскому обрушить гром и молнии на голову со стороны того же Хрущева — у всех в памяти безобразная сцена с размахиванием кулаками и руганью генсека в адрес молодого поэта — и многомиллионным тиражом напечатать в журнале «Огонек» омерзительные по своему духу, лживые и оскорбительные статьи, направленные против ЛЮ.
Будучи поверхностно знаком с Лилей Юрьевной, как можно судить из его же статьи и что было на самом деле, Г.Попов смело и безоглядно рисует портрет вульгарной старухи, предводительницы «мафии», которая изъясняется на пошлом жаргоне, сквернословит и «поверяет нараспев сердечны тайны, тайны дев» едва знакомому человеку. Но все же надо быть ему признательным, так как те, кто читал только лишь Маяковского и воспоминания Лили Брик, благодаря автору статьи узнали много нового: ЛЮ, оказывается, была «дворянских кровей» (ни более ни менее); Франция — почему-то ее «вторая родина»; была она в родстве с Плисецкой и всячески «тянула Майю» (куда — не сказано); разговаривала по-гречески (не зная ни слова); привозила той же Плисецкой платья от Кардена (не будучи с ним знакома и ни разу его не видя). Это как игра в буриме: берется знаменитое имя — Плисецкая, Рицос, Карден — и подбирается к нему рифма- случай. Получается интересно, но глупо.
Любопытно все же, куда смотрели редакторы, когда сдавали в набор фантазии Г.Попова, где он придумывает письмо Сталину от имени Л.Брик и тут же сочиняет ответ Сталина, якобы цитируя его самого. «На следующий день «Известия» вышли с этими словами на развороте», — клятвенно уверяет он нас. «Известия», может быть, и вышли на развороте со словами, придуманными Г.Попо- вым (не знаю, не проверял), но резолюция Сталина была напечатана в «Правде», и вовсе не та, о которой повествует Г.Попов, — о ней тысячи раз писалось, и редакторы могли бы об этом знать.
Не успела просохнуть типографская краска этой статьи, как уже «Спид-инфо» поспешил нас удивить, повторяя и обогащая несуразности из журнала «Космополи- тен» за апрель 1995 года.
«Вокруг их отношений было множество всевозможных выдумок», — пишет, предваряя свою статью, Светлана Бестужева-Лада. Действительно — было, но куда меньше, чем сегодня. Нынешнее поколение журналистов засучив рукава взялось за эту пару не на шутку, переписывая друг у друга нелепости с усердием, которое лучше бы было пустить на элементарную проверку фактов — подчеркиваю: элементарную. Так, например, легко можно выяснить, что Лиля Брик была старшей сестрой, Эльза же, соответственно, младшей, а не наоборот; и не кончала ЛЮ архитектурный институт и не владела «кистью художника». И на тот случай, если автор статьи снова вздумает писать про «любовь в жизни гениев», то хорошо бы все же правильно цитировать предсмертное письмо поэта (предсмертное!) или резолюцию «отца народов» — это все-таки документы исторические и не раз публиковались. И не мешает учесть, что уважаемая Т.ИЛещенко- Сухомлина (а не Сухомлинова) в день похорон поэта была за границей и гиньольную сплетню о том, что ЛЮ звала окружающих смотреть, как горит мертвое тело Маяковского, могла повторить только с чужих недобрых слов, а не так, как написано: «вспомнить». И никогда ЛЮ не запирала Маяковского в кухне (как это себе представить?!), тем более, что сам автор далее разбивает эту выдумку цитатой Л.Брик: «…Все сплетни о «треугольнике», «любви втроем» и т. п. совершенно не похожи на то, что было». И железный занавес для Лили Брик тоже был опущен, как для всех советских граждан; и рака у нее никогда не было, и покончила с собой она в восемьдесят шесть лет, и было это вовсе не в Риме, а в Переделкине… Не много ли путаницы даже в описании ее смерти? Почему бы не быть точным там, где речь идет о реальном человеке, а не выдуманном персонаже?
