потом маневрировал и мчался по прямой до следующего поворота.
«Аллард» оказался в своей стихии. Тяжелый «кадиллак» жестко пружинил даже на обычной дороге, но подвеска у него не шла ни в какое сравнение с подвеской гоночной машины. Человек и машина слились в единое целое. Питт с исключительной остротой чуял равновесие «алларда» и славил его простоту и большой, ударного типа, мотор. Губы растягивались в усмешке, когда он бросал машину в повороты, управляя с дьявольским азартом, не касаясь тормозов, сбрасывая скорость только на узких, как шпилька, разворотах. Водитель «кадиллака» сражался, не жалея сил, однако быстро уступал, с каждым новым поворотом.
Впереди на барьере сверкнули желтые предупреждающие огни: рядом с дорогой тянулась траншея, в которой прокладывался трубопровод. Питт с облегчением увидел, что дорога и дальше идет — барьер перегораживал ее лишь наполовину. На сто метров впереди грунт был покрыт щебенкой, но Питт все равно оставил ногу на педали газа. Его радовала туча пыли за багажником машины и град камней, вылетавших из-под ее колес: естественная завеса мешала преследователям ориентироваться.
Через две минуты головокружительной гонки Мэйв сообщила:
— Я вижу свет фар.
— Это шоссе, — объяснил Питт. — Вот тут-то мы с ними и распрощаемся.
Перекресток был пуст. Питт, сжигая шины, резко свернул влево, в сторону от города.
— Ты же не туда поехал! — сквозь визг колес донесся крик Мэйв.
— Смотри и учись, — сказал Питт, быстро возвращая руль в прежнее положение.
Слегка тормознув, он спокойно направил «аллард» в разворот и поехал к столице.
— И что это все значит? — спросила Мэйв.
— Это называется «копченая селедка», — с охотой пояснил Питт. — Если эти псы так сообразительны, как я о них думаю, они поедут по следу моих шин в противоположную сторону.
Мэйв сжала его руку и приткнулась к плечу.
— Что же ты приготовил под конец?
— Теперь, изумив тебя виртуозностью вождения, я намерен потрясти своей страстью.
Она хитровато глянула на него:
— Уверен, что у меня со страху не пропало желание близости?
— Я залез к тебе в мозг и увидел, что все как раз наоборот.
Мэйв засмеялась:
— Так ты умеешь читать чужие мысли?
Питт состроил хитрую физиономию и изрек:
— У меня дар. В моих жилах течет цыганская кровь.
— Ты цыган?!
— Если верить семейным преданиям, мои предки, перебравшиеся в семнадцатом веке из Испании в Англию, были цыганами.
— Стало быть, ты способен предсказывать будущее?
— Да, но мои способности проявляются только в полнолуние.
Она взглянула на него недоверчиво, но наживку заглотнула.
— А что происходит в полнолуние?
Он обернулся к ней и сказал абсолютно серьезно:
— Именно тогда я выхожу из дома и ворую курочек.
27
Мэйв с опаской вглядывалась в чернильную тьму, пока Питт ехал по неосвещенной грунтовой дороге на окраине вашингтонского международного аэропорта. Вот они подъехали к заброшенному ангару. Беспокойство Мэйв возросло, и она непроизвольно съежилась в кресле. Питт остановил «аллард» под тусклым желтоватым фонарем на высоком столбе.
— Куда это ты меня привез? — требовательно спросила Мэйв.
Он изобразил изумление:
— Как куда? К себе домой, разумеется.
На лицо Мэйв легла тень чисто женской брезгливости.
— Ты живешь в этом сарае?
— То, что ты видишь, здание историческое, его выстроили в тысяча девятьсот тридцать шестом году для обслуживания одной из первых авиалиний Соединенных Штатов Америки.
Питт достал из кармана пальто пульт управления и набрал код. Спустя секунду поднялась дверь, открыв вход, как показалось Мэйв, в кромешно темную пещеру, полную всяких ужасов. Для пущего эффекта Питт выключил фары, въехал в дом и подал сигнал закрыть дверь. И остался сидеть в машине.
— Ну как тебе?
— Еще немного, и я начну звать на помощь, — призналась Мэйв.
— Извини.
Питт набрал другой код на пульте, и ангар озарился ярким светом люминесцентных ламп, грамотно установленных по всему арочному потолку.
Мэйв испытала восторг при виде бесценных образцов механического искусства и с неподдельным интересом принялась разглядывать сверкающую коллекцию. Она узнала пару «роллс-ройсов» и большой «даймлер» с откидным верхом, но ей незнакомы были американские «паккарды», «пиерс-эрроу», «стутцы», «корды» и европейские «испано-суиза», «бугатти», «изотта-фраскини», «талбот-лаго» и «делахэй».
С потолка свисали два самолета: старый трехмоторный «форд» и «Мессершмитт-262», истребитель времен Второй мировой войны. От этих боевых порядков дух захватывало. Единственным экспонатом, который казался здесь неуместным, был угловатый цоколь, поддерживавший подвесной мотор, прилаженный к старинной ванне чугунного литья.
— И все это твое? — восхищенно пролепетала она.
— А также будущей жены и детишек.
Мэйв кокетливо склонила голову набок:
— Почему ты до сих пор не обзавелся семьей? Не нашел подходящей женщины?
— Полагаю, это так.
— Несчастлив в любви?
— Родовое проклятие.
Мэйв указала на темно-синий «пиерс-эрроу» с трейлером:
— А живешь ты там?
Он рассмеялся:
— Мои апартаменты наверху. Можно подняться по железной винтовой лестнице, а если лень, то на грузовом лифте.
— Я лучше пешком, — тихо произнесла она.
Так же внимательно, как музей, Мэйв осмотрела и жилые комнаты. Особенно ее поразило служившее спинкой кровати громадное штурвальное колесо. В итоге Мэйв определила квартиру как берлогу закоренелого холостяка.
— Вот, значит, куда переселился Гекльберри Финн, покинув свой плавучий дом, — сказала она, сбрасывая с ног туфли и устраиваясь на кожаном диване в гостиной.
— Вообще-то я большую часть года провожу на воде. Эти комнаты видят меня куда реже, чем мне того хотелось бы. — Питт снял пиджак и развязал галстук-бабочку. — Выпьешь чего-нибудь?
— Коньячку было бы здорово.
— Подумать только, ведь я же увез тебя с вечеринки раньше, чем ты успела поесть. Позволь, я быстренько сварганю что-нибудь.
— Коньяка вполне-вполне достаточно. Наесться я и завтра смогу.
Питт налил Мэйв коньяку и присел рядом с ней на диван. Она желала Дирка до жути, хотела сжать