Ему было очень нужно так говорить о себе. Он мог бы целую ночь разговаривать вот так. Это давно уже накипело, а теперь прорвалось.

— Ну, всего вам, Ардальон Гаврилович, — сказал он грустно.

Одинокий и бесславный, брел Антон по Москве. Милиционер Снежков стоял у знакомой витрины путешествий. Антон бесшумно подошел. Но и это окно потускнело. Бюро, очевидно, переезжало в другое помещение. Загаженные мухами, поблекли, покоробились плакаты, пожухли краски. Зигзагообразная трещина прошла по стеклу. Опрокинутый табурет валялся в витрине. На сгибах плакатов лежал толстый слой пыли. Скучно было в этом литографированном мире, и сдохшие мухи запутались в паутине у мутного стекла.

— Здоруво, постовой! — сказал Антон.

— Здравствуйте, товарищ Кандидов! — встрепенулся милиционер. — Извиняюсь, не признал спервоначалу. Гуляете?

— Гуляю.

Милиционер застенчиво хмыкнул:

— Да, вот и вам вышло пропустить. А сильная игрушка была, жестокая, как вас это… как вы покинули, значит, так ваши и припухли.

Минуту оба разглядывали плакаты.

— Смутрите? — спросил Кандидов сочувственно.

— Да, я тут недавно поставлен. Вот гляжу со скуки, размышляю по ночным обстоятельствам. Много, я говорю, красоты имеется на свете. Домища какие, гляди. Вот пальмы в жаркой природе. Субтропики, Интересно нарисовано. Отправление пароходов. Пассажиры-путешественники. Большое движение всюду наблюдается. Поглядеть бы, я говорю, как там заграничная жизнь происходит.

— Я глядел, нагляделся, — сказал Антон. — Это на картинках красиво выходит, а на деле петрушка.

— Скажите, пожалуйста! — сделал озабоченное лицо милиционер. — Кризис, что ли?

— В общем, что посмотреть-то, конечно, есть достаточно. Сперва прямо обалдеешь, а вглядишься, совсем другое дело. Незавидное там житье, друг.

— То-то они к нам ездят, интуристы эти. Значит, наше государство образует мировую достопримечательность.

— Меня переманить хотели, субчики, сто тысяч лир давали, сволочи! — сказал Антон и неожиданно для себя приврал. — Я их как шибанул с лестницы!

— Это правильно! — обрадовался милиционер. — Это я приветствую просто, товарищ Кандидов.

Запыхавшиеся Ласмин и Димочка подбежали к Антону.

— Уф! — сказал Ласмин. — А мы вас искали. Нам мальчишки сказали, что вы тут прошли. Популярность! Антон хмуро посмотрел на него:

— Ну, чего вам?

— Не огорчайтесь, Антон Михайлович, лучше вот поздравьте Димочку, товарищ вам по несчастью: вас — с поля, а его — из редакции! Нахалтурил во вчерашнем отчете о заседании наркомата. Можете себе представить, передавал по телефону своим побуквенным стилем фамилии выступавших… Там некто Седой говорил, Герой Труда… Ну-с, а Димочка наш сообщил: «Семен, Елена, Дмитрий, Ольга, Иван краткий». А проверить не удосужился. Так и напечатали: тов. Иван Краткий.

— Черт подери, — закричал Дима, — из-за этого Ивана Краткого я теперь Иван Сокращенный!

— Вот, — восхитился Ласмин, — учитесь переносить невзгоды!

— Товарищ милиционер, — сказал развязно Димочка. Он был навеселе. — Я имею сообщить строго конфиденциально…

— Пошли бы вы спать, гражданин хороший, — сказал милиционер.

— А я не хочу спать… — сказал Димочка. — Извозчик! — закричал он. — Сколько возьмешь на Луну и вокруг Луны, без пересадки?

— Гражданин, я вторично предупреждаю. До Луны далеко, а отделение тут рядом.

— Милицейская астрономия, — сказал Димочка.

Ласмин положил руку на высокое плечо Антона:

— Ну, что вы тут тоскуете, Антон? Проигрыш переживаете? Плюньте, милый, что за ерунда! Ну, пропустили мяч, бывает. Я понимаю, вас сбила с толку их обезличка в игре.

— Какая, черт, обезличка! — вспылил Антон. — Это сыгранность. Каждый свое место чувствует. Играют вместе и каждый по-своему. А наши…

— Ну, один мяч и столько покаянных мыслей! — засмеялся Ласмин. — А что было бы, если бы вам пять вбили?

— Ой, арап, вот арап! Как это вы ловко Карасика! — погрозил пальцем Димочка. — Боб нам потом изображал технику эту…

Антон схватил его за шиворот, поднял и потряс. Рубашка у Димочки треснула, галстук вылез и сбился набок.

— Идите вы все от меня знаете куда? — сказал Антон и, надвинув поглубже шляпу, пошел к трамваю.