Первые же две плавки — по старой технологии и по новой — оказались совершенно хорошими в готовом прокате. Только опытная плавка отличалась полным отсутствием флокенов, что и отметила себе Марина. Остальных это не интересовало — искали только «белые пятна», одни «белые пятна».

Марина на это время забыла о мартеновском цехе. Ее полем битвы стали лаборатории — металловедческая, механическая, микролаборатория… Она сама просматривала шлифы в микроскопе, изучала микрофотографии, серные отпечатки, результаты испытаний на сопротивление удару, разрыву, сгибанию… Рабочий день был уплотнен до предела и не кончался с гудком.

Но Марина не испытывала усталости. Все ее существо было исполнено радости и подъема, любовь утраивала силы и желание работать.

В эти дни пришло грозное письмо из министерства, в котором Савельеву предлагалось дать объяснение по поводу срыва «Волгосталью» ответственных заданий. Савельев по телефону долго убеждал дать заводу возможность и время самому во всем разобраться.

Следующие плавки проведи с засыпкой в изложницы «экзомикса». Против всяких ожиданий Виноградова плавки снова оказались хорошими. Ни в одной пробе не было «белых пятен». И снова опытные плавки не имели флокенов.

— Вы что-нибудь понимаете? — опросила Марина Виноградова. — Я — нет. Остается только предположить, что кто-то творил что-то незаконное со сталью в наше отсутствие.

— Постойте, постойте, Марина. Вы слишком скоры на заключения…

Однако такое мнение складывалось не только у Марины. На совещании по обсуждению результатов Савельев сказал:

— Вам не кажется странным, что с приездом ученых все пороки исчезли, как по волшебству?

— Видимо, мы недостаточно контролировали деятельность комплексной бригады, — проворчал Рассветов, который не мог не испытывать некоторого беспокойства.

И на следующий же день, когда выплавлялась номерная сталь, он лично проследил за всем процессом, не уходя с рабочей площадки. Давно уже он не проводил в цехе столько времени. Ему было очень тяжело. Пот лил с лица, синяя спецовка, которой он заменил привычный белый китель, противно липла к спине и плечам, сердце колотилось до того, что ему не раз и не два приходилось стоять у вентилятора. Хорошо еще, что захватил свой стакан — из него он мог пить, не опасаясь микробов.

Так прошли пять часов. Наконец, в ковш забросили раскислитель, бурлящая, кипящая, в снопах искр ринулась из печи ослепительная река. Казалось, можно было бы и отдохнуть, но Виталий Павлович не щадил себя. В сопровождении Виноградова он спустился в литейный пролет. Валентина они нашли не сразу: он наблюдал, как рабочие перелопачивают серый сухой порошок.

— Что это вы делаете? — спросил Рассветов.

— Перелопачиваем «экзомикс». Вчера истратили все, что было мной приготовлено. Составлял снова.

— Почему? У вас же старого сколько угодно?

— Я решил, что для контрольных плавок надо сделать все заново. Чтобы уж, знаете, никаких подозрений, — с нотой обиды сказал Валентин.

— А в наше отсутствие старой смесью пользовались? — спросил Виноградов.

— Конечно. У меня не было никаких оснований отказываться от нее.

— Я вас попрошу засыпать сегодня слитки старой смесью, — оказал Виноградов.

Валентин подчинился с оскорбленным и недовольным видом.

На предметном стекле микроскопа лежала отшлифованная пластинка пробы.

— Марина Сергеевна, загляните, — почему-то полушепотом сказал инженер-металловед, поднимая голову от окуляра.

Марина приложила глаз и увидела необычную структуру — такой она еще не видела в образцах этой стали.

— Вот, пожалуйста: чистое железо. Типичное «белое пятно».

— Поймали-таки… — откинулась Марина на спинку стула. — Но интересно, почему его не было вчера?

То, что озадачило Марину, для Рассветова стало сразу ясно. Так вот как понял его Валентин! Мальчишка, щенок! Виталия Павловича душил гнев — гнев человека, едва избежавшего опасности.

И когда на заседании были продемонстрированы результаты испытаний, Рассветов поспешил воспользоваться возможностью и отмежеваться от происшедшего. Особенный упор он сделал на то, что и прежде слитки засыпались смесью непроверенного состава, следовательно, виновником брака был не кто иной, как Валентин Миронов.

Валентин, дежуривший ночью на плавке, еще не ложился спать, и до его несколько отупевшего мозга не сразу дошел смысл сказанного. Широко открыв красивые большие глаза, он недоуменно спросил:

— В чем дело, Виталий Павлович? Ничего не понимаю!

Но Рассветов не удостоил его и взглядом. Обращаясь к Савельеву, он продолжал металлическим тоном:

— Инженер Миронов напрасно старается ввести нас в заблуждение. Если бы мне вчера не пришла мысль в голову спуститься в литейный пролет, мы бы до сих пор не знали, что под видом «экзомикса», вполне невинной термической смеси, Миронов употреблял нечто другое. И сорвал, таким образом, выполнение ответственнейших заказов.

— Но до сих пор вы предоставляли Миронову широкое поле для опытов, — напомнил Савельев.

— Я никак не думал, что его ненависть к Виноградову и его новому методу зайдет так далеко. Миронов употребил во зло полученные знания, из личной неприязни встал на путь прямого преступления…

— Неправда! — прервал его выкрик Валентин.

Савельев сделал ему знак молчать, и Марина с невольной жалостью поглядела на смертельно бледное лицо молодого инженера. Неверными движениями пальцев он расстегнул верхнюю пуговицу воротничка, губы его полуоткрылись, словно ему не хватало воздуха. Марина налила ему стакан воды, но он рассеянно отодвинул его в сторону.

— Продолжайте, — кивнул Савельев Рассветову.

— Собственно, этим все сказано. Я никак не мог сделать выводов из отдельных высказываний инженера Миронова о том, что работа Виноградова мешает его собственной работе. Видимо, таким простым путем он хотел скомпрометировать чужое дело.

Потрясенный Валентин не верил своим ушам. Такие вещи он меньше всего ожидал услышать именно от Рассветова, своего руководителя, от человека, бывшего до самого последнего времени образцом настоящего инженера, непререкаемым авторитетом во всех областях и — что скрывать! — доброжелателем.

— Взяли пробы смеси на анализ? — спросил Савельев.

— Да, недавно.

— Ну, и..?

— Анализ тот же самый. Но это ничего не значит. Кто докажет, что смесь бралась именно оттуда? — пожал плечами Рассветов.

— Какой смесью вы пользовались до сих пор? — обратился директор к Миронову.

— Той же, что и вчера, — сдавленным голосом ответил он.

— Кто может подтвердить?

— Рабочие литейного пролета.

Валентин ничего хорошего не ожидал, когда заговорил начальник лаборатории, и низко опустил голову. Но он-то как раз и подверг сомнению категорическое утверждение Рассветова.

— Миронов не мог не знать, что рано или поздно махинации открываются. Он не может считать нас всех дурачками. Следовательно, тут что-то другое. Возможно, состав смеси…

— Составленная точно по рецепту, она не дает пороков. Это могут подтвердить и присутствующие здесь ученые.

— Виталий Павлович, уверяю вас, тут какое-то недоразумение, — заговорил Валентин хриплым голосом. Он нервно откашлялся и продолжал: — Мне и в голову никогда не приходило активно мешать