Цыганское лицо его было страшным, и люди, охотно поддевавшие других «подметал», Калмыкова остерегались затрагивать. И только Мурзаев, несмотря на ранний час, уже побывавший в «пивбаре», остановился, чуть пошатываясь, и воззрился на Калмыкова с таким видом, словно не доверяя глазам.

— Калмыков?! Гляди, и впрямь Калмыков… Да ты никак и тут норовишь передовиком заделаться? Вот сейчас приедут с тебя кино снимать!

Калмыков не повернул головы. Ладно, пусть радуются… Однако знал бы наперед, как обернется дело, своими руками выставил бы Любку за ворота. О мести ей он и не помышлял, не так глуп был Калмыков: авторитет пока только пошатнулся, надо спасать то, что осталось. Да и труслив был, несмотря на все грозные замашки. До сих пор не мог забыть угрюмых и решительных взглядов своих соседей, звонкой, частой трескотни разозлившихся соседок. С такой силой лучше не связываться…

Уменье выходить из любого положения с наименьшим ущербом для себя было столь же присуще Виталию Павловичу, как животному кошачьей породы способность падать обязательно на лапы. Хитроумие было не последним из его качеств. Он, разумеется, заметил нескрываемо веселый взгляд, который бросил на него Виноградов на заседании технического совета после неожиданного решения продолжать опыты, несмотря на запрещение из министерства. Но ошибался тот, кто решил бы, что Рассветов сдался и признал свое поражение.

Через несколько дней после отъезда научных работников Валентина позвали к телефону.

— Привет, Валентин Игнатьевич! Рассветов… — пророкотал приятный баритон главного инженера. — Как у вас идут дела по уменьшению усадочной раковины?

— Нормально, — ответил Валентин, недоумевая, чем вызван вопрос.

— Я вас попрошу: захватите все материалы исследования и приходите прямо ко мне в три часа.

Рассветов тут же положил трубку, а Валентин вытащил папку и, покусывая губы, перелистал краткие, небрежно сделанные записи, необобщенные данные, которые все собирался на досуге посмотреть и оформить в таблицы. Было ясно, что отчитываться совершенно не в чем, и для чего Рассветову понадобилось вызывать его — сказать было трудно. И с не совсем приятным чувством Валентин в назначенное время отправился к главному инженеру.

Это неприятное чувство родилось давно — после неосторожной откровенности за рюмкой вина, когда Валентин рассказал Рассветову о случае с пробами первой опытной плавки. Не то, чтобы Рассветов пытался шантажировать — о, нет! Но всякий раз, когда в нем поднимался протест против Рассветова, когда ему хотелось заявить о своем несогласии или недовольстве, на ней останавливался усмешливый, «знающий» взгляд. Нервы Валентина не выдерживали. В конце концов он решил, что легче повиноваться, не спрашивая.

В кабинете главного инженера сидел Вустин и рассказывал Рассветову о последней новинке в области металлургии — литье стали в вакууме. В его речи то и дело мелькало «Бохумер Ферайн… высокий вакуум… поразительные результаты…» Рассветов, слушая его, делал пометки в большом настольном блокноте.

Валентин скромно, но с достоинством уселся подальше, прислушиваясь к рассказу Вустина. В передаче его новое слово техники звучало так увлекательно, так эффектно, что действительность казалась серой и примитивной.

— Да… Это достижение!.. — услышал Валентин реплику Рассветова. — Вот это способ борьбы с флокенами! Не то, что наша кустарщина! Валентин Игнатьевич, вы читали?

— Не успел еще, Виталий Павлович. Но я, конечно, прочту.

— Обязательно, обязательно, Аркадий Львович, ознакомьте, ваших сотрудников, пусть у молодых инженеров перспективы будут. Присаживайтесь поближе, Валентин Игнатьевич, у нас будет серьезный разговор.

Внутренне поежившись, Валентин присел к столу, передал папку Рассветову. Тот внимательно просматривал неряшливые записи, ничем не выражая своего отношения.

— М-м… Жаль, маловато, — закрыл ее наконец. — Следовало бы форсировать это дело. Как ваше мнение, Аркадий Львович?

Вустин подтвердил, что опыты Миронова, несомненно, очень интересны, но, к сожалению, затянулись.

— Меня же отрывали для этой… виноградовской работы, — обиженно возразил Валентин.

— Да, да, я это учитываю, — поспешил заверить главный инженер, чем изумил Валентина и заставил опасаться какого-то подвоха. — Но хотите или не хотите, а опыты с номерными плавками придется продолжать именно вам.

— Виталий Павлович! — протестующе воскликнул Валентин.

— Да, да, мой друг. Но, поговорив здесь с Аркадием Львовичем, мы решили, что вы сможете совместить обе эти работы. Продолжайте опыты на номерных плавках. Ведь, если нам удастся добиться повышения выхода годного, то…

— Я понимаю, Виталий Павлович, — пробормотал Валентин, который пока еще ничего не понимал.

— Вам известно, какое заключение дали по работе представители Инчермета?..

— Да, конечно. Возникла опасность химической неоднородности при данном способе раскисления стали, — почти точно процитировал письмо Валентин, ничем не выражая своего отношения к сказанному. Ему еще неизвестно было, куда гнет Рассветов. Следовало выждать. А Рассветов продолжал без малейшего замешательства:

— Вы слышали, что технический совет принял решение продолжать опыты по выплавку номерных сталей. Тогда же пришли к выводу, что метод следует модифицировать применительно к условиям нашего производства. Приоритета Виноградова это отнюдь не затронет. Но нам нужно искать пути преодоления недостатков метода.

«Модифицировать!» Теперь Валентину кое-что стало ясно. По-видимому, Виталий Павлович собирается предложить некоторые изменения новой технологии, что позволит ему, в случае успеха, говорить о роли завода (вернее, своей собственной) в доработке первоначального варианта. А в случае непригодности метод будет объявлен непригодным для производства.

Ситуация получалась забавная, но не совсем приятная. Валентин предпочел бы, чтобы кто-то другой взял на себя роль могильщика виноградовского метода. Но выхода не было. После длительных и весьма глубокомысленных излияний Рассветова на общие темы пришлось согласиться.

Следовало отдать должное организаторским талантам Рассветова. Все препятствия, как по волшебству, исчезли с пути Валентина, и работа над «доработкой» новой технологии началась. Нужно создать комиссию? Пожалуйста: комиссия была создана. В нее вошли из старой бригады только Терновой и Крылов, остальные были работники технического отдела и лаборатории. Помочь бригаде советом? Пожалуйста. На еженедельных заседаниях комиссии Рассветов подсказывал все новые и новые варианты, которые немедленно пробовались на практике. Параллельно Валентин пробовал на слитках опытных номерных свой экзотермический состав. Результаты получались самые неожиданные, несколько плавок пошло в брак. Каждая плавка обрастала массой фотографий шлифов, заключениями, записями, актами и графиками, схемами и математическими выкладками, выискивались невероятные зависимости, на что уходили несчетные часы рабочего времени, и за короткое время — чуть побольше месяца — был исчерпан весь фонд средств, отпускаемых на исследовательскую работу. После этого горячка сама собой утихла. Опытные плавки теперь стали проводиться только изредка, по специальному указанию директора или главного инженера. Зато на первый план выступало исследование, которое проводил Валентин и которое выдвигала умелая рука.

Толстая тетрадь Тернового, куда он заносил наблюдения над плавками, сначала быстро разбухла. Но уже вторая тетрадь: стала заполняться гораздо медленнее. Ему было непонятно все, что творилось. Средств нет — вот был наиболее ясный ответ. А в полученных результатах трудно было разобраться самому. Можно было бы написать Виноградову или Марине, но он боялся оказаться неучем в их глазах.