интерес появился. Вдруг отложила она ее и говорит очень решительным тоном: «Давайте расскажите, что вы предлагаете». — «Покороче?» — говорю. — «Подлиннее, только без завитушек».

Терновой улыбался, слушал Леонида. Он живо представил себе строгую, деловитую Татьяну Ивановну, как она смотрит внимательным взглядом, чуть наклонив голову набок и сложив на настольном стекле крепкие руки с широкой мужской ладонью.

— Со всей доступной мне серьезностью я рассказал ей, как мыслю новую организацию труда…

И Виктор услышал рассказ о новом плане, который натолкнул его сейчас же на новые, еще не совсем ясные мысли. Казалось, стоит только немного напрячь мозги — и придет то самое правильное решение, которое перевернет всю его жизнь…

— Леонид Андреевич, да как же все это правильно! — с загоревшимися глазами воскликнул он. — Что ж вы никому из нашего брата-сталевара не сказали? А еще где-нибудь по такому плану работают? Ведь я сам вижу: принимаю иной раз печь, аж досада берет; Журавлев домой торопился, завалку кое-как сделал, на середине бросил, ему баллы, а мне — шиш…

— Вот, вот, — серьезно подхватил Терновой. — А иной раз и сам сменщику своему ножку подставлял — тебе баллы, а ему — шиш.

— Ну, когда это было? — возразил покрасневший Виктор.

— Бывало, бывало, — вмешался Леонид. — А сам хочешь знать, в чем у сталеваров первой печи тайна успеха. Вот в этом самом. У меня с чего началось? Стал я наблюдать, как они работают. Не сразу и в глаза бросилось, что они так к пересменке готовятся, словно каждому самому дальше работать. А когда заметил, заинтересовался. И вот тут-то это самое «озарение свыше», про которое Валька все толкует, и явилось. А что, думаю, если все печи будут так работать? Ведь это ж какой выигрыш!

— Ну, и что Татьяна Ивановна? — спросил Терновой.

— Изругала меня. За то, что я кустарем-одиночкой копошился, никому не говорил ничего, никого не привлек… Оно, конечно, правильно…

— Ясно, правильно, — не выдержал Виктор. — Надо с ребятами, с комсомольцами поговорить. Неужели же никто не возьмется?

— Ну, а ты Виктор? — напрямик опросил Леонид.

— Да я бы с удовольствием. Только кто ж меня теперь поддержит? — и багрово покрасневший от смущения Виктор повесил голову.

— Что ты за глупости болтаешь, Виктор? — воскликнул Леонид, а Терновой досадливо поморщился и добавил негромко:

— Считал орлом, а он мокрой курицей оказался…

— У кого в жизни не случалось всякого?! — горячо продолжал Леонид. — Да если хочешь знать, Калмыков и сам теперь жалеет, что погорячился. Отговаривается, что крепко выпивши был. А тебе бы, самое правильное: его же приемами его и победить. Правда, соберем комсомольцев, поговорим, что скажут о новом плане. А как ты вообще-то, не против?

— Да когда же я против таких дел был? Только бы Журавлев с Локотковым захотели, а там бы мы такой класс показали!.. И сковырнем Калмыкова с первого места.

— Ты загодя не хвастайся. Расскажи лучше, что он на тебя взъелся?

— Паразит он потому что, жадина и кулачина. Он за свое место в цехе ух как держится, а сам передовым только прикидывается. Выгоднее так — народ передовиков любит.

— Значит, разлад на идейной почве, — с комической серьезностью установил Леонид. — Ну, а племянница его тут ни при чем?

— Нужна она мне больно! — буркнул Виктор.

— Что-о? — воскликнул Леонид. — Ты что это? Всерьез думаешь девчонку бросить? Подлецом, брат, и ты хочешь оказаться? Н-да… — и он даже отодвинул подальше свое кресло, презрительно опустив уголки рта.

— Вот что, Леня, уговоримся: не будем лезть человеку в душу, — заметил Терновой, — давай лучше пива выпьем — оно холодное.

И Виктор преисполнился молчаливой благодарности к Терновому. Разве можно, в самом деле, в двух словах рассказать то, что так смешалось в душе?

Пришла Зина, принесла бутылки с пивом, хмуро скользнула взглядом по Виктору. Тот невольно насупился, а когда она ушла, вскочил и начал прощаться. Терновой не отпустил его.

— Ты погоди, Виктор… У меня к тебе личная просьба.

Ему, мастеру, нужна помощь? Виктор всем своим видом выразил готовность идти навстречу.

— Ты, как, с опытной плавкой справился бы? Вот с такой, какую Калмыков завалил?

Что бы другое, только не это… Лицо Виктора выразило смущение.

— Я, видишь, думал, — продолжал Терновой, — что ты у нас сталевар смелый, любишь новенькое попробовать. Я обязался помогать научным работникам и подумал прежде всего о тебе. Конечно, если ты думаешь, что не справишься, я могу с Василием поговорить или с Алешей…

— Александр Николаевич, да я же еще ничего не сказал! — возмутился Виктор, польщенный доверием мастера. — Тут страшно только, что дело незнакомое. Не прогадаем, а?

— А я на что? А ученые? Изучим вместе все особенности, вместе решим, как к плавкам готовиться, как их проводить по всем правилам. Ты только подумай, Виктор, если это дело выйдет, если мы сумеем доказать, что можно избавиться от флокенов в номерных сталях, то… Ты представляешь, какое это великое дело для завода? Да что завод! Для всей черной металлургии…

— В масштабах вселенной, — изрек Леонид, глядя в потолок.

Терновой запнулся, поглядел на него и рассмеялся.

— Я и правда увлекся немного. Но разве не так, Леня? Это же наступление науки на косность!

Виктор вспомнил выступление Виноградова, вспомнил свои собственные переживания, которые, правда, уже позабылись. Но теперь он снова загорелся: ученым нужна помощь Виктора Крылова! Он спросил Тернового:

— И вы тоже будете этим заниматься?

— Конечно! Про что же я тебе целый час толкую?

— Не понимаю, Александр Николаевич, — не удержался Виктор от простодушного вопроса, — зачем вам всю эту обузу на себя брать?

— Видишь, Виктор… Плавки опытные, правда? Нельзя, чтобы результаты их были случайными. А то один сталевар и мастер сделают так, другие этак — и ученым надо много времени, чтобы понять, как лучше. А мы, как будем одинаково все делать, вот им сразу и будет видно, как на ладони.

Объяснение Тернового не отличалось особой ясностью, но Виктор понял по-своему.

— Значит, я вроде как ученым сотрудником становлюсь?

— Точно! Выпьем за будущего научного сотрудника Виктора Крылова!

И хотя Виктор отлично понимал, что Леонид Ольшевский по своей привычку посмеивается, но это ничуть не показалось обидным, и он с удовольствием выпил холодное пиво. Потом они с Терновым ударили по рукам. Напоследок Виктор все же заколебался:

— Только, выдержу ли я? Характер у меня, сами знаете… Разбросанный…

Это было наиболее критическое замечание, которое Виктор мог позволить о своей особе.

— А я тебя в руках держать буду, хорошо? Руки у меня не из слабых, — сказал Терновой.

На это Виктор был согласен. Он не подозревал, чем чревато для него это обещание.

Терновой еще раз вспомнил весь этот разговор поздно вечером, когда сел за свой стол. Подумал о том, чего не говорил никому, но что уже вынашивал в душе. Больше всего ему хотелось принять участие в опытных плавках даже не потому, что так он мог работать бок о бок с Мариной. В этом, как раз, было больше горького. Но опытные плавки могли стать хорошей школой для дальнейшего. Ему хотелось больше узнать о новой теории, о которой не написано еще ни статей, ни книг, сделать самому свои выводы и обобщения, накопить материал для предстоящей дипломной работы, проверить свои силы. Вдруг обожгла мысль: а если его так привлекает все новое, почему бы и в самом деле не стать научным работником? Или ему, рабочему парню, заказаны пути в науку? Стало жарко, мелкие капельки пота осыпали лоб. Но тут же усмехнулся и над собой, и над своей фантазией. Все это можно, конечно, теоретически. Но хватит ли сил кончить хотя бы институт? Да еще с такой путаницей на душе…