грязном, мятом мундире. Было видно, что он проскакал верхом огромное расстояние и давно не спал.

Слуга пригласил курьера в Белый салон, а герцог направился по коридору к выходу.

Он был уже возле лестницы и собирался спускаться, когда услышал звуки музыки, раздававшиеся из комнаты, находящейся по другую сторону лестничной площадки.

Немного поколебавшись, герцог подошел к двери и открыл ее.

Он увидел комнату, такую же красивую, как и все комнаты во дворце Всевольских. Прекрасно расписанный овальный потолок поддерживали высокие мраморные колонны, стены украшали фрески с изображенными на них богинями и купидонами. На небольшом возвышении стояло фортепиано, за которым сидела Зоя и играла мелодию, показавшуюся герцогу знакомой.

Он вошел в комнату, закрыл за собой дверь и медленно подошел к Зое. И опять ему показалось, что она окружена светом.

Девушка была полностью погружена в музыку, и только когда герцог совсем к ней приблизился, подняла глаза от фортепиано и увидела его.

Она перестала играть, но не поднялась с места. Их взгляды встретились, и они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Наконец, казалось, после бесконечного молчания, герцог вновь обрел голос:

— Это произведение вашего отца?

— Да.

Голос у нее был очень нежный, именно такой, как и ожидал герцог.

— Я встречался с вашим отцом.

Глаза ее засияли как солнце.

Странно, подумал герцог, что у нее светлые волосы.

Потом он вспомнил, что Пьер Валлон, в отличие от большинства французов, не был темноволосым. Герцог предположил, хотя и не был полностью в этом уверен, что скорее всего Баллон выходец из Нормандии, где светлые волосы и голубые глаза такое же обычное явление, как и в Англии.

Не было сомнения, что свои удивительные глаза Зоя унаследовала от матери, но в них не было той тайны, которая, по мнению герцога, отличала глаза русских женщин.

Напротив, ее глаза, как и лицо, были исполнены такой одухотворенности, которой невозможно было противостоять.

Он поднялся на небольшой помост и облокотился о фортепиано.

— Расскажите мне о себе, — попросил он Зою.

Девушка улыбнулась.

— Что вы хотите узнать?

— Где вы научились так хорошо танцевать? Я видел вас на сцене.

Зою не удивили его слова, и герцог подумал, что она видела его в ложе, когда она и Таня выходили на поклон. — Когда я была маленькой, — начала Зоя, — мы с мамой всегда смотрели, как папа играет для балетной труппы.

— Вы ходили в театр?

— Да, в Париже и всюду, где он выступал, — ответила Зоя. — Мама хотела быть всегда рядом с ним — папе это нравилось.

Зое больше не понадобилось ничего добавлять, герцог и так понял, что ее отец и мать были страстно влюблены друг в друга.

Он понимал, что княжна многим пожертвовала ради этой любви, но для нее близость любимого человека была важнее всего в жизни, важнее той роскоши и положения, которые она имела в России.

— Я хотела танцевать, — рассказывала Зоя, — и мама попросила одну очень известную балерину, которая в то время уже ушла на пенсию, давать мне уроки танца.

— Вы великолепно танцуете.

— Хотелось бы верить, что это так, — возразила Зоя. — Музыка, которую папа написал специально для меня, такая необыкновенная! Когда я слышу ее, мне кажется, я уношусь в другой мир — в мир, где есть только музыка и солнечный свет.

Именно это она и выражала в своем танце, подумал герцог. Он вспомнил, что при виде Зои, танцующей на сцене, ему пригрезились порхающие в весеннем саду ба бочки и птицы.

Теперь, вспоминая свои впечатления от ее танца, он был поражен тем, что его впечатления совпали с мыслями балерины.

И чтобы удостовериться в правильности своих предположений, герцог попросил Зою:

— Опишите мне, пожалуйста, только по возможности поточнее, о чем вы думали во время того танца, который я видел сегодня.

Казалось, девушку не удивил его вопрос. Она отвела от него взгляд, и герцог подумал, что она не только пытается сосредоточиться и вспомнить свои мысли, но и старается заглянуть глубоко в свою душу.

— Та музыка, под которую я танцевала, — часть сочиненного папой концерта, — сказала она. — Эта музыка заставляет меня думать о… весне… о расцветающих деревьях, о птицах и цветах, о бабочках, порхающих над ними.

Изумленный герцог молчал. Потом он сказал:

— Я знаю, что ваша мать умерла. Что вы будете делать, когда покинете Санкт-Петербург?

— Я приехала сюда ненадолго, — ответила Зоя. — Это было папино желание. Но сегодня я услышала, что французская армия движется на Москву.

— Да, это правда.

— Тогда я должна быть рядом с папой.

— Что бы ни произошло в Москве, ваш отец в безопасности, — утешил ее герцог. — Пьер Валлон известен во всем мире, а музыка, как вы знаете, не имеет национальности, она интернациональна.

— Вы правы, — улыбнувшись, сказала Зоя. — Но в то же время ружья не всегда попадают только в намеченную цель. Если в Москве начнутся бои, я буду очень беспокоиться за отца, ведь его могут ранить.

— И вы думаете, что если будете с ним, то сможете это предотвратить? — спросил герцог.

— Буду молиться, чтобы с отцом ничего не случилось, — ответила Зоя. — И все-таки я хочу быть рядом с ним.

— Лучше бы ваш отец приехал в Санкт-Петербург, — заметил герцог. — Но я узнаю о том, что происходит в Москве, когда вернусь в Зимний дворец. Я сообщу новости княгине.

— Спасибо, вы очень добры. — Она вздохнула. — Вероятно, это было ошибкой — уехать и оставить отца одного. Но он так настаивал, что я приняла любезное приглашение княгини.

— Вы здесь счастливы?

Герцог заметил, что Зоя не сразу ответила на вопрос.

— Мне нравится Таня… Она очень милая. Хотя голос ее звучал тепло, однако она говорила о Тане почти как о ребенке, за которым ей нужно присматривать.

— Сколько вам лет? — спросил герцог.

— Почти двадцать.

В голове герцога промелькнула мысль, что в свои двадцать лет, путешествуя с отцом и матерью, Зоя уже повидала мир, поэтому она знает и понимает в жизни гораздо больше, чем ее сверстницы.

— Поиграйте мне, пожалуйста, — попросил он.

— Что бы вы хотели послушать?

— Что-нибудь из сочинений вашего отца, что-нибудь ваше любимое, — ответил он.

Зоя пробежала пальцами по клавишам. Ее маленькие руки были прекрасны. Когда она опустила глаза, темные ресницы резко выделились на фоне бледных щек.

Герцог подумал, что сейчас она еще больше похожа на статую. Статуи всегда вызывали в нем больше чувств, чем картины.

В Англии у герцога была коллекция прекрасных картин работы многих известных европейских художников, но все-таки больше всего он любил статуи, стоявшие в его поместьях.

Он подумал, что статуя Афродиты в его доме в Хэмпшире, привезенная много веков назад его предком из Греции, больше похожа на Зою, чем все полотна, изображающие Мадонну, Венеру или ангелов.