прошлый раз, когда тебя чуть живого принесли сюда.

Она достала из кармана платочек и повязала ему на руку.

— Так ты не забудешь об этом.

Мужчина, вполне довольный, заулыбался. Он взял склянку и пошел прочь, продолжая любоваться своей рукой с новым подарком.

— Вам что-то нужно? — обратилась девушка с вопросом к полицейским.

— Мы разыскиваем Никлу Папакидис, — ответила Мила.

Борис, словно зачарованный, уставился на девушку, неожиданно забыв про свое недовольство, высказанное им на лестнице.

— Думаю, что она сейчас там, в предпоследней комнате, — ответила девушка, указывая на коридор за своей спиной.

Когда полицейские прошли совсем близко от нее, взгляд Бориса скользнул вниз, на грудь девушки, но натолкнулся на позолоченный крест, висевший у нее на шее.

— Но это…

— Вот именно, — ответила ему Мила, еле сдерживаясь от смеха.

— Жаль.

Проходя по коридору, полицейские имели возможность видеть то, что было в комнатах, встречавшихся им на пути. Металлические кровати, раскладушки или даже просто инвалидные коляски. Все места были заняты человеческими отбросами, молодыми, старыми и без половых различий. Здесь находились больные СПИДом, наркоманы и алкоголики с месивом вместо печени либо просто тяжелобольные старики.

Их всех объединяли две вещи: усталость в глазах и осознание того, что они прожили неправильную жизнь. Никакая больница не приняла бы их в таком состоянии. Вероятно, у этих людей не было семей, способных взять на себя заботу о них. А если таковые и имелись, то они давно уже были оттуда изгнаны.

Сюда попадали, чтобы умирать. Такова была основная характеристика этого места. Никла Папакидис звала его Гаванью.

Монахиня осторожно расчесывала длинные седые волосы старушки, лежавшей на кровати лицом к окну, и приговаривала успокаивающие слова:

— Сегодня утром, проходя по парку, я оставила немного хлеба птицам. При таком снегопаде они все время сидят в гнездах, согреваясь по очереди.

Мила постучала в приоткрытую дверь. Никла обернулась и, увидев девушку, засияла от радости.

— Девочка моя! — произнесла она, собираясь обнять Милу. — Как здорово снова увидеть тебя!

На монахине был светлый свитер с рукавами, закатанными по локоть, оттого что ей всегда было очень жарко, черная юбка чуть ниже колен и обычные кроссовки на ногах. Ее седые волосы были коротко подстрижены. Необыкновенно белый цвет кожи подчеркивал насыщенную голубизну ее глаз. Все это вместе производило впечатление искренности и чистоты. Борис обратил внимание на то, что у нее на шее висели четки, точно такие же, какие Мила прикрепила к зеркалу его машины.

— Разреши представить тебе Бориса, моего коллегу.

Оробевший немного Борис вышел вперед:

— Очень приятно.

— Вы только что встретили сестру Мэри, не так ли? — спросила Никла, пожав ему руку.

Молодой человек покраснел.

— Да, это так.

— Не беспокойтесь, она на многих производит такое впечатление… — Затем женщина снова обратилась к Миле: — Для чего ты приехала сюда, девочка моя?

Лицо девушки стало серьезным.

— Наверняка ты слышала о похищенных девочках.

— Мы здесь молимся о них каждый вечер. Но в сводках новостей о них почти нет никаких известий.

— Я также не могу рассказать тебе ничего нового.

Никла внимательно посмотрела на девушку:

— Ты пришла по поводу шестой девочки, не так ли?

— Что ты мне можешь сказать по этому поводу?

Никла тяжело вздохнула:

— Я пытаюсь установить контакт. Но это не так-то просто. Мой дар уже не такой, как прежде: он стал значительно слабее. Наверное, я должна этому радоваться, ведь, если я полностью потеряю его, мне позволят вернуться в монастырь к моим любимым сестрам.

Никле Папакидис не нравилось, когда ее называли медиумом.

Она говорила, что это слово не подходило для определения Божьего дара. Она не чувствовала себя какой-то особенной. Особым был ее талант. Никла была просто посредницей, избранной Богом для того, чтобы привести ее к Себе и использовать ее талант во благо других.

Среди всего прочего, рассказанного Милой Борису по пути в Гавань, девушка поведала ему еще и о том, как Никла впервые обнаружила в себе экстрасенсорные способности.

— В шесть лет она уже была известна в своей деревне из-за умения находить пропавшие предметы: обручальные кольца, ключи от дома, завещания, запрятанные усопшими… Однажды вечером к ней пришел начальник местной полиции: он потерял своего пятилетнего ребенка, и его мать была в отчаянии. Девочку привели к женщине, которая слезно умоляла отыскать ребенка. Никла глянула на женщину, а потом сказала: «Эта женщина лжет. Она закопала его в огороде за домом». И ребенка нашли как раз в этом месте.

Бориса потрясла эта история. Вероятно, поэтому он уселся в сторонке, оставив Милу разговаривать с монахиней.

— Я должна попросить тебя об одном очень необычном деле, — обратилась девушка к Никле. — Мне очень нужно, чтобы ты пришла в один дом и попыталась установить контакт с умирающим человеком.

В прошлом Мила не раз обращалась за помощью к монахине.

Иногда положительный исход ее расследований наступал благодаря вмешательству женщины.

— Девочка моя, тебе же известно, что я не могу уехать: они постоянно нуждаются во мне.

— Знаю, но я настаиваю. Это — единственная надежда, которая у нас осталась, чтобы спасти шестую девочку.

— Я уже сказала, что больше не уверена в своем даре.

— Я подумала о тебе еще и по другой причине… Тому, кто предоставит информацию о местонахождении девочки, дадут приличное вознаграждение.

— Да, я уже слышала. Но что я должна делать с этими десятью миллионами?

Мила огляделась, словно это было так естественно воспользоваться такими деньгами для ремонта здания.

— Поверь мне: когда ты узнаешь обо всех обстоятельствах этой истории, ты поймешь, как лучше распорядиться этими средствами. Ну, так что ты мне скажешь?

— Вера сегодня должна прийти ко мне.

Это заговорила лежавшая в кровати старушка. Вплоть до последнего момента она молча и абсолютно неподвижно смотрела в окно.

Никла подошла к ней поближе:

— Да, Нора, Вера придет чуть позже.

— Она обещала.

— Да, я знаю. Она обещала и сдержит свое обещание, вот увидишь.

— Но этот юноша сел на твое место, — сказала старушка, указывая на Бориса, который тут же вскочил.

Но Никла остановила его:

— Сидите, пожалуйста, — потом, понизив голос, женщина добавила: — Вера — это ее сестра- близняшка. Она умерла семьдесят лет тому назад, еще в детстве.

Монахиня увидела побледневшего Бориса и рассмеялась: