Фелдер задумался. Он делал это в несколько вульгарной манере, глядя в потолок и одной рукой почесывая подбородок. Наверное, хотел продемонстрировать свое желание сотрудничать, а может, просто понял, что его не могут обвинить за «пропуск воспоминаний», и теперь морочил голову своим гостям. Однако он сказал:
— Билли Мур.
— Кто он, ваш друг?
— О, этот ребенок был совершенно необычным! Мне было лет семь, когда он появился в приюте. Он всегда улыбался и сразу стал счастливым талисманом для остальных… В то время приют был на грани закрытия: нас оставалось там только шестнадцать.
— Такое огромное здание на такое незначительное количество человек?
— Даже священники покинули это место. Остался только отец Рольф… Я был из числа самых старших воспитанников, в ту пору мне исполнилось четырнадцать… История Билли оказалась очень печальной: его родители повесились. Он первым обнаружил трупы. Он не вопил, не звал на помощь — вместо этого встал на стул и вытащил обоих из петли.
— Есть вещи, которые навсегда оставляют след в душе.
— Но только не для Билли. Он всегда был всем доволен. И умел приспосабливаться даже к самому плохому. Для него все было игрой. Мы никогда в жизни не видели ничего подобного. Для остальных это место было тюрьмой, но только не для Билли. От него исходила энергия, даже не знаю, как это выразить… У него были две навязчивые идеи: эти чертовы роликовые коньки, на которых он носился взад-вперед по уже опустевшим коридорам, и футбол! Однако он не любил играть сам. Билли предпочитал находиться на краю поля и вести репортаж с матчей! «Билли Мур ведет репортаж со стадиона Ацтека из Мехико, где проходит финал Кубка мира…» На его день рождения мы скинулись и купили ему кассетный магнитофон! Он с ума сходил от радости: часами записывал на пленку свои репортажи, а потом прослушивал их!
Фелдер слишком увлекся воспоминаниями, уводя разговор в сторону. Мила попыталась вернуть беседу в прежнее русло:
— Расскажите нам о последних месяцах, проведенных вами в этом заведении.
— Как я уже сказал, приют собирались закрыть, и у нас было только два пути: либо быть наконец усыновленными, либо оказаться в других структурах по типу семейных детских домов. Мы относились к серии Б: таких сирот никто бы не взял. Однако для Билли все было иначе: за ним выстраивались в очередь! Все сразу же влюблялись в него и хотели его усыновить!
— И чем все закончилось? Билли обрел хорошую семью?
— Билли мертв, мэм.
Фелдер произнес эти слова с таким разочарованием, что казалось, будто это приключилось с ним самим. А может, так оно и было, и судьба этого мальчика была в своем роде искуплением за жизнь его друзей.
— Как это случилось? — спросил Борис.
— Менингит.
Мужчина шмыгнул носом. В его глазах заблестели слезы. Он отвернулся к окну, потому что не хотел показывать свою слабость перед двумя чужаками. Мила ничуть не сомневалась, что, выйди они за порог, воспоминание о Билли так и осталось бы витать в этом доме, как старый призрак. Но именно благодаря своим слезам Фелдер завоевал к себе доверие: Мила видела, как Борис убрал руку с кобуры. Мужчина не представлял собой никакой опасности.
— Менингит подхватил только один Билли. Но, опасаясь эпидемии, нас в два счета эвакуировали… Что за судьба? — Фелдер попытался рассмеяться. — Ладно, они за все поплатились, не так ли? А эта клоака была закрыта на шесть месяцев раньше срока.
Уже направляясь к выходу, Борис задал еще один вопрос:
— А с тех пор вы виделись с кем-нибудь из своих прежних школьных друзей?
— Нет, но пару лет тому назад я встретил отца Рольфа.
— Сейчас он на пенсии.
— Я надеялся, что он уже давно на том свете.
— Почему? — поинтересовалась Мила, рисуя в своем воображении самые мрачные картины. — Он вас чем-то обидел?
— Конечно нет, когда проводишь детство в подобных местах, привыкаешь ненавидеть все, что хоть как-то напоминает о том, как ты там оказался.
Это высказывание почти в точности соответствовало мыслям Бориса, непроизвольно кивнувшего в знак согласия.
Фелдер не стал провожать их до дверей. Вместо этого он склонился над столиком и поднял стакан холодного чая, не выпитого Борисом. Мужчина поднес стакан к губам, залпом опрокинув в рот все его содержимое.
Затем он снова вызывающе посмотрел на своих визитеров:
— Удачного дня.
Старая фотография воспитанников приюта — эти дети стали последними обитателями заведения перед его закрытием — была обнаружена в комнате, которая в былые времена считалась кабинетом отца Рольфа.
Шестнадцать детей в торжественной позе вокруг пожилого священника. И только один из них с улыбкой смотрел в объектив.
Задорный взгляд, всклокоченные волосы: фотографии не хватало резкости, бросающееся в глаза жирное пятно на зеленом свитере было выставлено напоказ, как медаль за заслуги.
Билли Мур, чей образ навечно сохранился на этой фотографии, навсегда почил на небольшом кладбище рядом с приютской церковью. Здесь покоились останки и других детей, однако его могила была самой красивой: ее венчал каменный ангел, расправляющий крылья в покровительственном жесте.
Выслушав рассказ Милы и Бориса, Гавила попросил Стерна найти все документы, касавшиеся смерти Билли. Агент со свойственным ему прилежанием добыл все необходимое, а когда сравнили эти свидетельства, Горану в глаза сразу бросилось странное совпадение.
— Если речь идет о потенциально заразных заболеваниях, таких как менингит, то обращение в органы здравоохранения строго обязательно. Врач, принимавший заявление от отца Рольфа, подписал и свидетельство о смерти. И на обоих документах стоит одно и то же число. Ближайший к приюту госпиталь находится в тридцати километрах от него. Наверняка он даже не потрудился приехать лично, чтобы установить факт смерти.
— Он поверил священнику на слово, — добавил Борис. — Поскольку священники обычно не склонны лгать…
«Не всегда», — подумала Мила.
У доктора Гавилы сомнений не возникло.
— Тело необходимо эксгумировать, — решил он.
Снег начал сыпать в виде мелкой крупы, словно заранее подготавливая землю для хлопьев, которые должны были прийти ей на смену. Скоро наступит вечер. Поэтому нужно поторопиться.
Работа кипела вовсю: могильщики Чанга, вооружившись мини-экскаватором, вынимали на поверхность пласты затвердевшей от мороза земли.
Все молча ждали результата.
Старший инспектор Роке был информирован о ходе расследования и держал под контролем печать, пришедшую неожиданно в необыкновенное возбуждение. Возможно, Фелдер действительно попытался спекулировать секретной информацией, которой с ним поделились полицейские. Впрочем, Роке всегда говорил: «Когда журналисты чего-то не знают, они обязательно это выдумают».
Необходимо было действовать как можно быстрее, с тем чтобы опередить того, кто решит восполнить отсутствие информации каким-нибудь хорошо спланированным вздором. Потом будет довольно сложно это опровергнуть.