с этим поделать: ее тело вошло в «предохранительную» стадию, так, как это бывает с электронной аппаратурой во время перегрузки сети, когда необходимо защитить собственную цепь. Этот же самый доктор рассказал ей о существовании таких людей, которые за непродолжительный период своего существования пережили слишком много страданий, значительно больше того, что обычный человек может испытать за всю свою жизнь. И тогда они либо умирали, либо адаптировались к такой ситуации.

Мила не знала, считать ли везением такое привыкание, но ведь благодаря ему она стала такой, какой была теперь. Она занималась розыском пропавших детей. Уменьшая страдания других, девушка тем самым возмещала отсутствие собственных эмоций, которых ей не дано было испытать. Таким образом, ее проклятие неожиданно стало ее призванием.

И Мила их спасала. Она возвращала их в свои дома. Они благодарили ее за это. Некоторые проникались к девушке искренней любовью и по мере того, как становились старше, снова разыскивали ее, чтобы услышать из ее уст свою историю.

«Если бы ты тогда не подумала обо мне», — говорили ей.

А Мила даже не могла рассказать, какими на самом деле были тогда ее мысли: всякий раз разыскивая очередного ребенка, она думала об одном и том же. Мила могла испытывать гнев по поводу того, что с ними произошло — как в случае с шестой девочкой, — но никогда — сочувствие.

Девушка смирилась со своей участью. Но вместе с тем задалась новым вопросом: а сможет ли она когда-нибудь полюбить?

Не зная ответа на этот вопрос, Мила давно опустошила свой разум и сердце от подобных мыслей. Ей не дано познать любовь, иметь мужа, жениха, детей, даже домашних животных. Ее секрет был прост: ничего не теряет тот, у кого ничего нет. Мила создавала вокруг себя вакуум, подобный тому, что был вокруг людей, которых она разыскивала.

Но однажды возникла проблема. Это случилось после освобождения из лап некоего педофила мальчика, похищенного с целью позабавиться с ним в предстоящий уикэнд. Преступник намеревался освободить его через три дня, поскольку, согласно извращенным понятиям его больного рассудка, он всего лишь «одолжил» мальчика. Злоумышленника нисколько не волновало то обстоятельство, в каком состоянии он вернет ребенка в семью, в обычную жизнь. Он оправдывал себя утверждением, будто не собирался делать мальчику ничего плохого.

А как быть со всем остальным? Как можно квалифицировать шок от похищения? Удерживание взаперти? Насилие?

Речь даже не шла об отчаянной попытке найти мало-мальское оправдание содеянному. Преступник действительно в это верил, поскольку был не способен отождествлять себя со своей жертвой. В конце концов Мила его поняла: этот человек был такой же, как и она.

С того дня девушка решила не позволять своей душе лишать себя такого критерия оценки поведения других людей и жизни в целом, как сочувствие. Даже если Мила не находила его в себе, она непременно вызывала его искусственно.

Мила лгала и доктору Гавиле, и остальным членам следственной группы. На самом деле она уже имела вполне четкое представление о серийных убийцах. По крайней мере, об одном из аспектов их поведения.

О садизме.

Почти всегда в манере поведения серийного убийцы определяются ярко выраженные садистские составляющие. Жертв они рассматривают только в качестве объектов, из страданий которых могут извлечь личную выгоду.

Серийный убийца получает удовольствие посредством садистской эксплуатации своей жертвы. Особенно очевидна его неспособность зрело и полноценно общаться с остальными людьми, вследствие чего такие преступники сами деградируют из людей в предметы. Таким образом, насилие — всего лишь еще одна из форм контакта с остальным миром.

«Поэтому мне вовсе не хочется, чтобы подобное произошло и со мной», — твердила себе Мила. Ей претила мысль иметь хоть какое-то сходство с этими безжалостными убийцами.

Покидая вместе с Розой дом отца Тимоти, Мила вновь поклялась себе в том, что никогда из ее памяти не сотрется воспоминание о несчастье, случившемся с бедной девочкой. Уже вечером, когда вся группа возвращалась в свое Бюро, чтобы подвести итоги прошедшего дня и систематизировать полученные результаты, Мила отлучилась на пару часов.

Затем, как это уже было не раз, она направилась в аптеку. Купила себе все необходимое. Дезинфицирующее средство, пластырь, гигроскопичную вату, стерильный бинт, иглы и нити для наложения швов.

А еще лезвие.

Мила вернулась в свою прежнюю комнату в мотеле с вполне определенным намерением. Она не съехала из гостиницы, продолжая оплачивать свой номер, как раз для такого случая.

Девушка зашторила окна, оставив включенным только тот светильник, что стоял у изголовья одной из кроватей. Села и вытряхнула на матрас все содержимое небольшого бумажного пакета. Сняла джинсы. Выдавив немного дезинфицирующего средства, принялась тщательно натирать им руки. Затем пропитала кусочек ваты другой жидкостью и обработала им кожу с внутренней стороны правой ноги. Чуть выше находилась уже зарубцевавшаяся рана — результат прежней неумелой попытки. На этот раз она постарается избежать прежних ошибок. Губами Мила надорвала папиросную бумагу, в которой находилось лезвие, затем крепко зажала его между пальцами. Потом зажмурила глаза и опустила руку. Сосчитала до трех. Через мгновение она почувствовала, как острие лезвия вонзилось в живую плоть, рассекая ее горячую поверхность.

Физическая боль разразилась по телу во всем своем безмолвном грохоте. Вот болевая волна докатилась до макушки головы, вымещая из сознания образы смерти.

— Это за тебя, Аннеке, — обращаясь к тишине, произнесла Мила.

А затем она наконец заплакала.