действий тревожило его не столько по личным, сколько по идеологическим причинам. «Люди в этой стране, — писал он в 1941 году, — похоже, до сих пор не осознали, что в лице немцев нам противостоят враги, которые в массе своей наделены добродетелями повиновения и патриотизма (а это именно добродетели!) куда больше нашего. Нынешняя война заставляет меня испытывать глубокую личную неприязнь к этому треклятому невеждишке Адольфу Гитлеру за то, что он погубил, извратил, обратил в неверное русло и навсегда обрек проклятию тот благородный северный дух, величайший дар Европе, который я всегда любил и старался показать в истинном свете».
Много лет спустя Толкин вспоминал, что в конце 1940 года работа над «Властелином Колец» застопорилась на том месте, где Хранители обнаруживают в Мории могилу Балина, и не двигалась дальше почти целый год. Если это правда — а существуют и другие свидетельства, подтверждающие, что в это время в работе наступил застой, — то это была лишь первая из нескольких крупных остановок в работе над романом и ни одну из них не представляется возможным приписать каким-то конкретным внешним причинам.
Вернувшись наконец к книге, Толкин набросал план развязки романа — тогда ему казалось, что конец наступит всего через несколько глав, — и принялся писать черновой вариант эпизода, в котором двое из хоббитов встречаются с Древобрадом, существом, которое воплотило в себе всю любовь и уважение Толкина к деревьям. Когда у Толкина наконец дошли руки до этой главы, он, как он сам говорил Невиллу Когхиллу, «срисовал» манеру речи Древобрада («Хрум-хум…») с гулкого баса Льюиса.
«Аллен энд Анвин» поначалу надеялись, что новый роман будет готов к публикации годика через два после того, как они выпустили «Хоббита». Постепенно надежда на это растаяла, а в 1942 году погиб весь тираж уже отпечатанного «Хоббита», потому что во время бомбежки Лондона сгорели склады. Однако же Стэнли Анвин не переставал интересоваться тем, как продвигается «новый “Хоббит”». В декабре 1942 года он получил письмо, в котором Толкин докладывал: «Книга близится к завершению. Я надеюсь, что в ближайшие каникулы мне удастся выкроить немножко свободного времени, так что можно надеяться, что в начале будущего года я ее закончу. Она дошла до XXXI главы, и до конца еще минимум глав шесть (но наброски к ним уже имеются)».
Однако глава XXXI (первоначальный номер главы IX книги III) была лишь концом того, что впоследствии стало книгой III, и оказалось, что до конца книги оставалось не шесть глав, а тридцать одна. В следующие несколько месяцев Толкин пытался вновь заняться романом и написал еще несколько страниц. Но к лету 1943 года ему пришлось признать, что «дело зашло в тупик».
Отчасти трудности объяснялись его стремлением к совершенству. Толкину мало было написать огромную, сложную книгу — он считал необходимым сделать так, чтобы каждая деталька четко вписывалась в общую схему. География, хронология, система имен — все должно было быть выверенным и последовательным. С географией Толкину помогли: его сын Кристофер начертил подробную карту территории, на которой разворачиваются события книги. Толкин и сам рисовал небрежные наброски карт с самого начала работы над романом; он однажды сказал: «Если собираетесь писать сложную книгу — сразу пользуйтесь картой; иначе потом вы эту карту никогда не начертите». Но одной карты было недостаточно: он постоянно рассчитывал время и расстояние, чертил сложные хронологические таблицы, с указанием дат, дней недели, времени и временами даже направления ветра и фаз Луны. Отчасти это делалось из его обычного стремления к точности, отчасти ему просто доставлял удовольствие сам процесс «со-творения», но в первую очередь Толкин стремился к тому, чтобы создать абсолютно достоверную картину. Много позднее он говорил: «Мне хотелось, чтобы люди просто оказались внутри книги и воспринимали ее, в каком-то смысле, как реальную историю».
Немало внимания уделял он также созданию имен. Иначе и быть не могло: ведь вымышленные языки, на которых давались имена и названия, лежали в основе его мифологии и сами по себе занимали его в первую очередь. И снова, как двадцать пять лет назад, когда Толкин взялся за «Сильмариллион», эльфийские языки, квенья и синдарин, теперь уже куда более разработанные, играли основную роль в номенклатуре и использовались для сочинения эльфийских песен и стихов. Но этого было мало: книга требовала разработки хотя бы начатков еще нескольких языков. И на это тоже уходило немало сил и времени. К тому же Толкин достиг того этапа повествования, когда сюжет разделился на несколько независимых линий, которые сами по себе были достаточно запутанными. Он полагал, что на то, чтобы довести Фродо и Сэма до Мордора, понадобится всего две-три главы, но никак не мог заставить себя разобраться в хитросплетениях событий, происходивших параллельно этому в Гондоре и Рохане. На то, чтобы добраться до этого момента повествования, у Толкина ушло почти шесть лет. Где же взять время и силы на то, чтобы его закончить, не говоря уже о том, чтобы завершить и отредактировать «Сильмариллион», который по-прежнему настоятельно требовал внимания? Толкину был пятьдесят один год; он устал и боялся, что в конце концов так ничего и не достигнет. В среде коллег у него уже сложилась репутация человека, который способен тянуть с работой практически до бесконечности; и порой это его забавляло, хотя зачастую и огорчало; но мысль о том, что ему не суждено завершить свою мифологию, была ужасна и вгоняла в прострацию.
Примерно в это же время соседка напротив, леди Агнью, пожаловалась, что ее нервирует старый тополь, растущий у дороги. Она говорила, что дерево загораживает от солнца ее палисадник, и боялась, что в сильный ветер тополь, чего доброго, рухнет на ее особняк. Толкин полагал, что ее страхи смехотворны. «Ветер такой силы, какой мог бы выворотить этот тополь и бросить на ее дом, — говорил он, — вполне мог бы снести этот дом вместе с ней самой без помощи дерева». Но тополь уже обрезали и обкорнали. Толкину удалось пока что спасти дерево, но тополь все никак не шел у него из головы. Ведь он сам сейчас тревожился «за Дерево, растущее внутри меня», за свою мифологию; и ему казалось, что тут есть некая аналогия.
Однажды утром он проснулся с готовой короткой сказкой в уме и тут же ее записал. Это была история о художнике по имени Ниггль[74], человеке, который, как и сам Толкин, непомерно много внимания уделял мелким деталям. «Он всегда подолгу возился с одним-единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму и то, как он блестит на солнце и как переливаются на нем капельки росы. И все-таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево. Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним — дерево. Дерево росло, выпуская бесчисленные ветви и причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы — и им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна».
В этой сказке, названной «Лист работы Ниггля», Толкин выразил свои худшие страхи, касающиеся его мифологического Древа. Он ощущал, что его, подобно Нигглю, оторвут от работы задолго до того, как она будет завершена. Если такая работа вообще может быть завершена в нашем мире. Ведь, только попав в иное, более светлое и яркое место, Ниггль обнаруживает, что Дерево его закончено, и узнает, что это на самом деле настоящее дерево, живая часть сотворенного мира.
Прошло несколько месяцев, прежде чем эта сказка была опубликована; но сам процесс ее написания помог Толкину избавиться от некоторых своих страхов и снова взяться за «Властелина Колец». Однако главный толчок ему дал Льюис.
Было уже начало 1944 года. «Властелин Колец» в течение многих месяцев лежал нетронутым, и Толкин писал: «Похоже, мои душевные силы и воображение окончательно иссякли». Однако Льюис заметил, что происходит, и принялся заставлять Толкина снова приступить к работе и закончить наконец роман. «Мне нужно какое-то давление, — говорил сам Толкин, — и я скорее всего откликнусь». В начале апреля он действительно вернулся к своему замыслу и начал писать то, что позднее стало книгой IV, в которой Фродо с Сэмом пробираются через болота к Мордору, где они надеются уничтожить Кольцо, сбросив его в Роковую Расселину.
Кристофера Толкина к тому времени призвали в ВВС и отправили в Южную Африку учиться на летчика (к большому огорчению его отца, который полагал ведение войны с неба аморальным и очень опасным). Толкин давно уже писал Кристоферу длинные письма, и теперь в этих письмах содержались подробные рассказы о том, как движется книга и как он читает ее братьям Льюисам и Чарльзу Уильямсу в «Белой лошади», их излюбленном пабе в то время. Вот несколько отрывков из писем:
