Соня отстранилась от него, поднялась на ноги, потягиваясь ноющим телом.

— Я же тебе сказала! О-о-ох! — Она выгнула спину. — Джерри Мэнстон, коллекционер картин. Многие месяцы он пытался затащить меня сюда. Внезапно я подумала: «Чем черт не шутит?» — и пришла!

Она огляделась по сторонам, нашла свои джинсы и натянула их на себя.

— Он толстая городская свинья, промышляющая наркотиками, отмывающая деньги на Уолл-стрит. Считает себя коллекционером картин, потому что один или два дилера картинами расплачиваются за наркотики полотнами!

Она натянула мягкий черный свитер и провела руками по волосам.

— Все дело в том, что я его знаю! Я верила ему! Дело не должно было дойти до этого. Ему известно, что я модель, о Господи! Я знаю его жену, его друзей, я знаю все! Но я ему отомщу! Смотри, как я испорчу ему жизнь!

Марк покачал головой:

— Почему бы нам не забыть на время о мести и не убраться отсюда, пока он не вернулся?

— Зачем? К чему торопиться? — Соня усмехнулась, оглядываясь по сторонам. — Он полагает, что, вернувшись, найдет меня связанной, какой он оставил. Я приготовлю ему маленький сюрприз.

Взяв пузырек чернил со стола, прежде чем Марк успел ее остановить, Соня плеснула из него на одну из белых стен. Разводы цвета морской волны потекли по стене, окрашивая подушки и ковры.

— Теперь он может сказать всем, что у него есть подлинник настенной живописи, выполненный рукой Сони Уинтон.

Рассмеявшись, она бросилась на кухню. Марк стал осматривать комнату, испытывая беспокойство.

— Соня! — позвал он. — Давай пойдем отсюда!

Она вернулась с подносом, на котором стояли бутылочки с кетчупом, горчицей, уксусом и вином. Вытянув руки и взяв в каждую по бутылке, она кружилась с сумасшедшей скоростью и отпускала их. Бутылки разлетались по всей комнате, попадая в зеркала, в картины, разбиваясь вдребезги и наполняя комнату запахом алкоголя и продуктов.

— Соня! — Марк попытался схватить ее, но она вырвалась и побежала к белой софе и взобралась на нее. — Боже мой, ты…

Она спустилась джинсы и, смеясь, помочилась.

— На кой черт ты это сделала? — спросил он. Она натянула джинсы:

— Просто хочу оставить ему маленькое напоминание о себе.

Она рассмеялась. Обмакнув палец в кетчуп, большими буквами она написала на стене ругательство. Марк схватил ее за руку.

— Ради Бога, швейцар на входе видел нас. Из-за этого у нас могут возникнуть крупные неприятности!

— Ты думаешь?

Она высвободилась из рук Марка и прошла по комнате. Отыскала свою сумочку и взяла с полки видеокамеру.

— Эта обезьяна не посмеет предъявить претензий после того, что он сделал со мной! Мне только шестнадцать, помнишь? Я могу завтра же упечь его за решетку! Он снял целый фильм обо мне!

Она вынула кассету из видеокамеры и положила ее в свою сумочку, швырнув камеру на пол. Внезапно она посмотрела на часы.

— Ох, я обещала быть на демонстрации мод в Сохо! — воскликнула она. — Предполагалось, что репетиция на этой чертовой верхотуре закончится полчаса назад. Иди вниз и поймай мне такси, Марк. Я должна успеть! У тебя есть деньги?

Она сунула себе в карман его двадцать долларов, пока он беспомощно обозревал учиненный ею хаос. Когда Марк перевел взгляд на Соню, та вертелась перед зеркалом, поправляя волосы. Он покачал головой и пошел вниз. Там он остановил машину; когда Соня выбежала из подъезда, она выглядела свежей, как маргаритка.

Она юркнула в такси и захлопнула дверь.

— Хочешь поехать домой? — спросила она Марка. — Он кивнул. Соня назвала оба адреса. Когда они проезжали по Парк-авеню, Марк посмотрел на нее.

— Ты действительно хочешь жить такой жизнью, Соня? — спросил Марк.

Она удивленно вскинула брови, порывшись в сумочке, достала сигарету.

— А что в этом плохого? — спросила она, закуривая.

— Значит, ты не навещала отца? — спросил он. Она рассмеялась:

— Отец не хочет меня видеть. Думает, что я распущенная. Он судит меня даже из тюрьмы.

Марк ощутил тяжесть в желудке. Подавленный, он смотрел в окно такси. Манхэттен в этот воскресный вечер выглядел совершенно иным, роковым и, он вынужден был признать это, каким-то более ярким.

— Остановите вот здесь! — попросил водителя Марк, когда они добрались до Пятьдесят девятой улицы. Он вышел из машины и стоял, держась за ручку дверцы, не желая, чтобы Соня уезжала. Как старший брат он должен был что-то сказать ей, предостеречь. Она пробудила в нем чувство защитника. Это ощущение было ужасающе новым.

— Соня, не нравится мне все это, — неуверенно сказал он.

Дотянувшись до ручки, она нетерпеливо захлопнула дверцу.

— Послушай, — сказала она сквозь опущенное стекло, — мне откровенно на все наплевать!

— Но как ты сможешь демонстрировать одежду сегодня? — спросил он.

— Косметика! — Она усмехнулась. — Она скрывает все!

— Но… — попытался вставить он, чувствуя, как пересохло в горле. Внезапно, совершенно ни к месту, ему захотелось заплакать. — Ты такая красивая! — жалобно проговорил он.

Соня посмотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Какое, черт подери, это имеет отношение ко всему прочему? — Соня рассмеялась. Машина умчалась прочь.

— Имеет! — крикнул вслед Марк. — Ты должна ценить себя дороже!

Ее гордая голова, видимая сквозь заднее стекло, неприметно качнулась. «Эти длинные льющиеся волосы, эти дивные глаза, — подумал он, глядя ей вслед. — Сколько женщин отдали бы все на свете, чтоб иметь такую же внешность!» Марк медленно побрел домой. Поведение Сони шло вразрез со всеми правилами, удерживавшими жизнь в привычном русле, которые контролировали удачу и судьбу. Что-то внутри его и осуждало сестру и в то же время рвалось к свободе, приключениям, навстречу которым она неслась полным ходом.

За лето Марчелла доработала окончательный вариант «Самой большой любви». Издательство «Вольюмз» спешило выпустить книгу до Рождества. Часть работы она проделала в саутхемптонском доме Эми. Марк и Соня приезжали к ней в гости по выходным. Поблизости они нашли конюшни, где Соня могла наслаждаться верховой ездой, и несколько недель Марчелла с удовольствием видела лицо Сони без малейших следов скуки. Смеясь и разъезжая верхом на открытом воздухе, сидя в седле с уверенностью опытного наездника на лучших лошадях, которые только были на конюшне, Соня расцвела и стала совершенно другой. Она помогала Эми и Марчелле готовить салаты и повидло, собирать фрукты, которые они в основном употребляли тем летом. В лице Марка и Сони Эми нашла постоянных компаньонов в прогулках при лунном свете по морскому побережью, до которого от дома Эми было рукой подать.

Как-то вечером Марчелла немного отстала, пропустив Марка и Соню вперед.

— Так прекрасно видеть ее такой, как сейчас, — сказала она Эми. — Здоровый счастливый шестнадцатилетний ребенок!

Эми скривила губы.

— Исключительно красивая, невероятно сексуальная, быстро срабатывающая бомба, — поправила она Марчеллу.

— В городе, возможно, — возразила Марчелла. — Но ты видела ее лицо, когда она сидит верхом на лошади, Эми? Как она красива в этот момент! Именно таким ребенком она должна была бы быть!