– Кваррадамал!… Ламадарравк!… – хрипело чудовище. – Давно мое море не окрашивалось в красный цвет… Давно мои рыбы не ели человеческого мяса. Кваррадамал! Ламадарравк!…

– Посмотрим, хвастун, чьим мясом будут кормиться рыбы твои, – сказал Тихий Дон и пошел с поднятым мечом на чудовище.

Долго они бились. Кваррадамал дрался по очереди каждой рукой. Вот уже из пятой руки вылетела у него шашка. Вот и шестая рука вместе с шашкой в сторону отлетела.

Но и богатырь Тихий Дон обливался кровью. Собрал он последние силы, поднял меч, занес его над головой Кваррадамала, но налетела на меч зубастая акула, вырвала его из рук Тихого Дона и проглотила.

Замахнулся шашкой Кваррадамал, хотел пополам разрубить богатыря, но не удержал грозного оружия. Не поднималась эта шашка на того, кто за правду бился.

Выскочила она из руки Кваррадамала, блеснула лезвием и оказалась в руках Тихого Дона. И сразу почувствовал Тихий Дон, как силы вернулись к нему,

– Моя это шашка, – радостно воскликнул он, – не изменит она мне!

Расправил богатырь Тихий Дон плечи свои могучие, сдвинул брови суровые, поднял шашку над головой и крикнул:

– Силен ты, Кваррадамал, да нет силы такой на свете, которая против дела правого устояла бы. Правда кривду всегда побеждала!

Взмахнул он грозной шашкой, засверкала она драгоценными каменьями, будто лучи солнечные сквозь толщу моря пробились. И слетела страшная голова чудовища с плеч. Тысячи рыб накинулись на чудовище и растерзали его.

'Где же мне искать Игнатку? – подумал Тихий Дон. – Жив ли он, нет ли?' Тут подплыл к нему веселый дельфин и сказал:

– Лежит Игнатка у моей матушки, она прислала меня за тобой. Хотел Кваррадамал замуровать Игнатку в гранитную скалу, да не успел. А как пошел он биться с тобой, мы с матушкой взяли Игнатку и принесли в свой дом.

Пошел Тихий Дон за дельфином. Пришли они, а в это время Игнатка открыл глаза и спросил слабым голосом:

– Где я? Где мой дедушка? Где Пи-кви-ли-ви?

– Дома все узнаешь, – ответил Тихий Дон.

Поблагодарил он молодого дельфина и его матушку, взял Игнатку на руки и поплыл домой.

А дома их уже ждали с великим нетерпением Пи-кви-ли-ви и Игнаткин дедушка.

Обрадовались они, когда увидели богатыря Тихого Дона и с ним Игнатку. А у дедушки от радости даже слеза по щеке скатилась.

Бросился тут Игнатка обнимать дедушку своего, а у самого тоже слезы от радости текут по щекам.

– Уж как я звал тебя, дедушка, – сказал Игнатка. – Думал, что услышишь ты меня. Да очень далеко было, не услышал. Зато теперь я никогда от тебя не уйду, вместе всегда будем.

Сели они за стол, рассказал Игнатка, как доверился он словам дряхлого старика, а Тихий Дон промолвил:

– Запомни, Игнатка: не всякие сладкие речи – мед.

Наполнил он чаши крепким вином, поднялся со скамьи и сказал:

– Кто как гость придет к нам, тому всегда полную чашу вина нальем, радость разделим. А врагам лучше не ходить сюда: кто как враг придет к нам – не уйдет от нас живым, будь у того не только восемь рук, а хоть тысяча тысяч.

С тех пор стали они жить-поживать да радость наживать. Кто приходил к ним в гости, кормили того, поили, радость делили. А враг если появлялся, брал богатырь Тихий Дон шашку свою острую, выходил на поле бранное – и бежали враги, у кого головы целы оставались.

Игнатка еще больше подружился с Пи-кви-ли-ви, и часто-часто сядут они вдвоем возле дедушки Игнаткиного и слушают его. Рассказывает он им сказки старые, былины древние.

А богатырь Тихий Дон ходит, посматривает кругом, прислушивается: не слышно ли вражьего топота, не видно ли вражьих полчищ.

Жил как-то на берегу Тихого Дона добрый казак, и была у него любимая дочка Груня. Некрасива лицом была девушка да и горбата. Еще маленькой упала она с крыльца, ударилась спиной о ступеньку, с тех пор и рос у нее горб на спине.

Зато сердце у Груни было – сто лет ищи по всему Дону, не сыщешь такого!

Увидит, как старушка воду с трудом несет, подбежит, подхватит ведра, поможет. Несет старичок вязку дров – шагу лишнего не даст ему ступить

Груня: возьмет дрова и сама донесет куда надо. Каждого путника накормит, напоит, спать уложит да еще в дорожную сумку сала, лепешек положит: пригодится, мол, в дороге. За всю свою жизнь никого не обидела Груня. Любили люди девушку за ее сердце доброе. Мать Груни давно померла, и решил отец новую жену в дом взять.

А уж что казак решит, то сделает.

Привел он в дом жену новую, а у нее тоже дочка была, одних лет с Груней. Улитой ее звали.

Уж до чего красива была Улита! Длинные косы, как вороново крыло, брови, словно стрелы, лицо белое, румяное, сама стройная, как березка. Ищи такую красоту по всему свету – не найдешь.

Да было одно лихо у девушки: сердце у нее злое было, лютое. Увидит, бывало, что старушка седая идет, на палку опирается, еле ноги передвигает, подойдет к ней Улита и ну смеяться, насмехаться:

– И чего ты, бабушка, живешь до сих пор, – спрашивает злая девушка. – Чего ты до сих пор свет коптишь? Кому ты нужна, старая?

Посмотрит на нее старушка, остановится, слезу от обиды ладонью смахнет, покачает головой и пойдет дальше.

А Улита уже к древнему старичку бежит, толкнет его, будто невзначай, посмеется над ним.

А то пойдет на реку, поймает маленькую рыбку, бросит ее на горячий песок и смотрит, как бьется рыбка, задыхается, от боли корчится.

Сразу же невзлюбила Груню злая Улита. Уж как только она не издевалась над бедной Груней! То за косу ее дернет, то ущипнет больно, то привяжет полотенцем к своей спине подушку и начнет показывать, как горбатые ходят. Забьется в темный уголок Груня, плачет тихонько, никому не жалуется.

А мачеха увидит Груню в слезах – и ну попрекать:

– Ах ты, лентяйка такая-сякая, только и знаешь, что плакать да рыдать. И чего ты не помрешь, убогая?

Еще сильнее плачет Груня, а все молчит.

…В ту пору казаки войну с врагами вели, и случилось так, что ехал на войну казак молодой мимо дома их. Остановил он коня и крикнул:

– Люди добрые, нельзя ли у вас коня напоить да самому с дороги