Она перешла на этот берег и была задержана нашим патрулем. Патрульные, как водится, пожалели ее, отдали ей половину своих харчей, а тот из них, что вел ее в штаб, по дороге сетовал, что не может отпустить ее в деревню Геническая Горка, куда она, по ее словам, шла, потому что такой уж приказ командования, чтобы всех отводить, а то, конечно, он бы с радостью…

Словом, ее доставили в штаб.

По словам особиста, который допросил женщину предварительно, она не представляла особого интереса и не внушала подозрений. Выбралась из Геническа и шла теперь на Геническую Горку, где когда- то работала, а отсюда хотела пройти к своей замужней сестре, жившей в Керчи.

Женщина была невысокая, с темным невыразительным лицом, некрасивая, какая-то вся черная. Все было у нее черное, не только платье, но и лицо.

Николаев поглядел на нее недоверчивым взглядом и, отпустив особиста, стал допрашивать ее сам. Первое подозрение ему внушило содержание узла этой женщины. Николаев приказал развязать его. В узле было совсем не то, что может взять с собой человек, тщательно и обдуманно готовившийся идти в большую дорогу, было напихано не самое необходимое, а все, что попалось под руку, все, что можно было сунуть для вида, второпях. А женщина, по ее словам, с самого прихода немцев, уже несколько дней, готовилась к побегу.

Разговор был длинный и тяжелый. Она не обладала ни умом, ни хитростью, не была озлоблена и запугана. Видно, ее научили, что она должна говорить, и она упорно твердила урок, даже когда это стало явной нелепостью.

Всех подробностей допроса я не запомнил. Он длился около двух часов. Из нее приходилось выматывать слово за словом. Сначала она не признавалась ни в чем, потом призналась, что под угрозой оружия немцы заставили ее перейти сюда, чтобы она принесла им сведения. Но что она не хотела этого делать и что это было для нее только способом бежать от немцев. Потом выяснилось, что у нее был пропуск на обратный переход и что было условлено, как она перейдет обратно. В общем, вся нехитрая картина вербовки случайной шпионки стала полностью ясна. Женщина была одним из тех шпионов, которых немцы В БОЛЬШОМ КОЛИЧЕСТВЕ (выделено мной. — O.K.) с самого начала войны то здесь, то там засылали к нам на авось — вдруг выйдет. В редких случаях они пробирались благополучно, чаще попадались. Но немцам на это было наплевать, пропадут — и ладно. Зато в случае удачи они могли принести какие-то сведения. Эта должна была узнать, какие у нас противотанковые укрепления здесь, на Арабатской стрелке, и, придя обратно, сообщить об этом. За это ей обещали десять тысяч рублей. Слова десять тысяч рублей» она произносила почти с благоговением. Видимо, для нее это была такая цена, называя которую, она как бы отчасти оправдывала свой поступок. Это были такие деньги, за которые, по ее понятиям, можно было сделать все».

Я обращаю внимание на слова «в большом количестве». В юности меня удивляло, каким образом тылы Красной Армии в первый период войны оказались наводнены русскоязычными агентами абвера. Откуда взялись все эти дряхлые украинские слепцы с бандурами, старушки гадалки с замусоленными картами, бродячие музыканты с баянами и скрипками, «милицейские работники» в полной форме, снабженные соответствующими документами, «красноармейцы» в поношенном обмундировании, якобы вышедшие из окружения, даже подростки…

Все это как-то не вязалось с утверждением о сплоченности советского народа.

Суммы в «десять тысяч рублей», в «пять тысяч рублей», в «семнадцать тысяч рублей» оказывали гипнотическое воздействие на изможденных голодом, лишениями и страхом людей.

Если внимательно читать книгу Льва Шейнина «Военная тайна», в которой он описывает случаи из следовательской практики, то несколько по-иному начинаешь относиться к тотальным «чисткам» и куда как с большей симпатией к действиям НКВД и СМЕРШа. Кто только не был завербован немецкой агентурой! Дети эмигрантов, вахтеры исследовательских институтов, хозяйки полуподпольных «салонов предсказаний», цеховые конторщики, актрисы, районные землеустроители.

Гораздо позднее я увидел кадры кинохроники, на которых советское население встречало германские войска цветами. Я узнал, что в плен попадали не только раненые, попавшие в окружение и безоружные красноармейцы (как нас учили), но и что «целые группы бойцов и командиров уходили к врагу организованно, с оружием в руках, иногда под звуки музыки».

И не только сдавались в плен, но и поворачивали оружие против своих же.

По разным оценкам, на стороне Германии воевали от 800 тыс. до 1200 тыс. советских граждан. Их части сражались против югославских партизан (где отличились расправами над мирным населением) и с англо-американцами во Франции (где, кстати, хорошо себя зарекомендовали, особенно в районе Лемана и у крепости Лориан).

«Адъютант командующего добровольческими частями во Франции обер-лейтенант Гансен в июне 1944 г. сделал в своем дневнике запись: «Наши восточные батальоны в боях на побережье проявили такую храбрость, что решено поместить их дела в специальной сводке вермахта»».

Восточные батальоны воевали в Италии и даже в армии Э. Роммеля в Северной Африке. К весне 1945 г. в вермахте насчитывалось 600 000, в люфтваффе — 5000, в кригсмарине — 15 000 бывших граждан СССР (это кроме бандеровцев, «лесных братьев» Прибалтики, полицаев и пр.).

Далеко не все меняли мундир, желая спасти свою жизнь. Многие переходили к немцам по соображениям идейной борьбы со сталинизмом. Этим объясняется массовое дезертирство уже из-под германских знамен, когда в конце 1942 г. формирования «добровольных помощников» по приказу Гитлера стали перебрасывать на Запад. Идейные перебежчики желали воевать с Красной Армией, на Востоке. В основном это были кадровые офицеры самой Красной Армии.

«12 декабря [1941 г.] командовавший войсками под Вязьмой генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, оказавшись в плену и только-только оправившись от тяжелого ранения, передал от имени группы заключенных вместе с ним генералов предложение германской стороне создать русское контрправительство, которое доказало бы народу и армии, что можно бороться «против ненавистной большевистской системы», не выступая против интересов своей родины. При этом Лукин говорил допрашивающим его немецким офицерам: «Народ окажется перед лицом необычной ситуации: русские стали на сторону так называемого врага, значит, перейти к ним — не измена Родине, а только отход от системы… Даже видные советские деятели наверняка задумаются над этим, возможно, даже те, кто еще может что-то сделать. Ведь не все руководители — заклятые приверженцы коммунизма».

В печально знаменитой Русской освободительной армии генерала А. Власова служило немало способных офицеров. Начальником штаба РОА был бывший профессор Академии Генштаба, а затем замначштаба Северо-Западного фронта генерал-майор Ф. Трухин. По общему признанию, талантливый военный специалист.

Истребительной эскадрильей власовцев командовал старший лейтенант Красной Армии, кавалер ордена Ленина и Герой Советского Союза (!) Б. Антилевский, ночной бомбардировочной — капитан, также кавалер ордена Ленина и Герой Советского Союза (!) С. Бычков.

Начальником оперативного отдела штаба власовцев стал полковник Нерянин, которого начальник советского Генерального штаба Б. Шапошников когда-то называл «самым блестящим офицером Красной Армии». Неудивительно: Нерянин единственный из всего выпуска в 1940 г. окончил Академию Генштаба на «отлично» по всем показателям (а значит, и по политподготовке. — Прим. O.K.).

«Майор И. Кононов, ставший впоследствии командиром 102-го казачьего полка в вермахте, а затем и командиром казачьих дивизии и корпуса, получил в финскую войну орден Красной Звезды за бои в окружении. Летом 1941 г. находился на самом сложном участке в арьергарде, прикрывая отступление своей дивизии… 22 августа с большей частью полка, со знаменем, с группой командиров и комиссаров перешел на сторону немцев, заявив, что «желает бороться против ненавистного сталинского режимам.

РОА была не единственной силой, сражающейся со сталинским режимом.

«Когда германские войска заняли район Орла и Брянска, они обнаружили в лесах остатки партизанского отряда, действовавшего против большевиков со времен коллективизации. Из этих людей и из полиции поселка Локоть Брасовского района, которая именовала себя «народной милицией», была создана Русская освободительная народная армия (РОНА). Ее численность доходила до 10 тыс. человек. Ставшая позднее 29-й гренадерской дивизией СС, РОНА в 1944 г. участвовала в подавлении Варшавского восстания. О том, как воевали эти эсэсовцы, лучше всего говорит тот факт, что командир дивизии Каминский был