— О да, это известно мне, уважаемый герр Шютте.

Яхта тихо покачивалась у самой стены.

Ганс и профессор опустились вниз и привели в чувство машиниста и его помощников.

На яхте не было капитана. Ганс почему-то высадил его в одном из американских портов и обязанности его возложил на боцмана Эдварда Вильямса, а официальным капитаном объявил самого себя.

Для того чтобы решить, как же быть дальше, опять собрались втроем в просторной каюте, когда-то отделанной, по капризу мистера Вельта-старшего, шерстью мамонта.

Свисавшие со стен остатки шерсти постарели за десятки лет куда больше, чем за миллионы, пока хранились в вечной мерзлоте.

Вильямс высказался за то, чтобы объехать весь остров:

— Ведь должно же быть место, где приставали суда и два года и сорок лет назад! Тысяча три морских черта, не могли же они переправиться на остров на крыльях!

— Если это и возможно было несколько лет назад, то немыслимо было в условиях 1914 года, — серьезно сказал профессор.

Решили обойти весь остров, придерживаясь как можно ближе его берегов.

Вся команда не снимала противогазов.

Каждый тщательно всматривался в отвесный складчатый берег. Яхта шла тихим ходом, боясь наткнуться на рифы.

В этот вечер люди были свидетелями странного фиолетового заката. Солнце, просвечивая сквозь пелену газа, садилось за горизонт.

Люди в безобразных противогазах походили на существ другой планеты, осторожных, подозрительных в чужой, незнакомой им обстановке.

Первым глубокую, зияющую трещину в острове увидел негр-кок. Он стал кричать и приплясывать. В это время и другие обратили внимание на трещину. Она оказалась достаточно широкой, чтобы яхта могла пройти в нее. В глубине трещина терялась в непроглядной тьме.

Вильямс пробормотал что-то насчет преисподней, потом оглянулся на Ганса Шютте. Тот махнул рукой.

Яхта повернула к расщелине и осторожно вошла в нее. Там было мрачно и сыро. Отвесные стены словно смыкались в вышине. Стало темно, как ночью.

— Придется зажечь фары, — сказал Ганс.

Матросы баграми ощупывали стены и промеряли дно. Яхта с зажженными огнями медленно пробиралась вперед.

Трещина стала расширяться. Вокруг посветлело. Наконец погасили огни. Трещина оказалась входом в скрытую внутреннюю бухту.

Здесь голые дымящиеся берета были не так высоки, как со стороны океана. Скалы с характерными складками походили на искусственно высеченные лестницы.

— Недурное место для морской базы! — сказал Ганс Шютте.

Пытались бросить якорь, но дно, видимо, было такое же скалистое, как и весь остров.

Бухта была настолько защищена от волнений, что Вильямс решил остаться в этой каменной чаше.

Высокие стены отгораживали её от океана и от всего мира, надежно скрывая этот очаг будущих мировых потрясений.

Ганс Шютте и профессор Бернштейн медленно поднимались по ржаво-желтой естественной лестнице. Внизу, у подножия скалы, виднелась шлюпка с двумя матросами.

Ганс Шютте покачивался из стороны в сторону, тяжело придавливая сапогами выветренную, рассыпающуюся под ногами породу. Сквозь стекла противогаза он посматривал на фиолетовый силуэт ушедшего вперед профессора, который выстукивал рукой в воздухе какую-то затейливую дробь.

Они поднялись уже довольно высоко. Позади на спокойной воде замерла яхта. Края вогнутой чаши острова были хорошо видны. Они поднимались все выше по мере приближения к океану, где заканчивались обрывами.

Остров повсюду был абсолютно гол. Не только деревца или кустика, но даже признака мха нельзя было найти на этих кочкообразных пузыристых скалах.

Фиолетовый газ с шипением выделялся из многочисленных расселин, по всем направлениям пересекавшим каменный массив острова.

Обходя эти расселины и прислушиваясь к треску и шорохам, сопровождавшим их шаги, Ганс и Бернштейн осторожно продвигались вперёд.

— О том, чтобы устроиться на острове, и не приходится думать, — донесся до профессора приглушенный противогазом голос Ганса.

Бернштейн обернулся и увидел, как Ганс покачнулся, но устоял, широко расставив ноги.

— Вы совершенно правы, уважаемый герр Шютте. Нам придется жить на яхте.

Становилось совсем темно. Солнце зашло за горизонт, и цвет газа из фиолетового превращался в густо-черный.

— Вот уж действительно родина сатаны! — вздохнул Ганс, странно кружась на месте. — Кстати, герр профессор, становится слишком темно. Не пора ли нам вернуться? Или, может быть, лучше вытащить яхту на берег?

Профессор удивленно взглянул на своего спутника.

— Ах, темно? Вы совершенно правы, уважаемый герр Шютте. Что же, отправимся, пожалуй, обратно.

— Что за проклятый газ! У меня до сих пор стоит шум в голове. Я, право, чувствую себя, как после пяти дюжин пива. Уверяю вас, герр проф, совершенно так же заплетается язык и земля качается под ногами!

— Неужели это так, герр Шютте? — забеспокоился профессор. — Вам, в таком случае, не следовало бы сюда ходить. Ведь я не ощущаю этого, поскольку первым надел противогаз. На меня не подействовала закись азота, образованию которой способствует фиолетовый газ. А ведь закись азота, как вам, наверное, известно, не что иное, как веселящий газ!

— О, герр профессор! Право, все это чепуха. Раз мы стоим уже у черта на спине и нюхаем его дыхание, на все можно наплевать! И на всякую там закись азота, и даже на босса вместе с его яхтой!

Бернштейн испугался:

— Я не вполне понимаю вас, уважаемый герр Шютте.

— Пустое всё! Немного кругам идет голова. А может, это остров крутится? Может быть, это ему нравится. Впрочем, меня ничем не удивишь. Ничем! Я видел собак, летающих по воздуху. Да-да-да, удивить меня ничем нельзя!

Ганс стал сильно качаться.

— Не присядете ли вы, уважаемый герр Шютте, вот на этом возвышении? Здесь меньше всего газа.

— Я с удовольствием сел бы на предложенное вами кресло, если бы не был уверен, что это — забытое здесь чертово копыто. Но если вы меня так просите, то я могу сесть даже на рога. Особенно, если меня просит образованный человек.

— Присядьте, я очень прошу вас, герр Шютте, а я схожу за матросами, чтобы помочь вам дойти.

— О нет! Притормозите, проф! Еще не было случая, чтобы Гансу Шютте кто-нибудь помогал! Мы просто посидим здесь и немного отдохнем. Я могу подвинуться и одолжить вам кусочек этого чертова