поначалу было. Мы еще хотели синие ведерки машинам на крыши ставить и скотчем клеить. Не успели, менты быстро нагрянули. Наверное, кто-то их о нашей акции предупредил…
– Да уж, повеселились, – глядя на побледневшее от боли лицо девушки, произнес Ларин и опустился перед ней на корточки. – Давай знакомиться. Тебя как зовут?
– Катя.
– А меня Андрей. В больницу тебе соваться не стоит. Давай я тебя домой завезу. Ты с родителями живешь?
– У подружки. Я из Питера приехала.
– Ну, тогда едем к подружке.
– Ее менты повинтили. Представляете, какой скандал мне ее родители закатят?
Ларин задумался и в очередной раз стал проклинать свою мягкотелость. Проблема, возникшая на Садовом кольце, никак не хотела разрешиться, а, наоборот, обрастала осложнениями. Причем осложнениями, о которых он и думать забыл с тех пор, как окончил среднюю школу. Родители скандал закатят… Андрей прикинул: пара свободных дней до встречи с Дугиным у него была. И он имел полное право распоряжаться ими по собственному усмотрению.
– Посиди здесь немного, я быстро. – Ларин не стал объяснять, что задумал.
Он закатил мотоцикл внутрь недостроенной будки, отщелкнул крышку багажника, сунул за пояс джинсов завернутый в тряпку пистолет с глушителем и прикрыл его рубашкой. Вскоре мотоцикл был замаскирован обломками досок и клочьями стекловаты.
– Держись.
Андрей оттопырил локоть. Катя оперлась на спутника и заковыляла вместе с ним.
– Я только до улицы так пойду. А там выпрямлюсь, обещаю.
– Иди как хочешь. Никому до тебя дела не будет.
Девушка пошатнулась и, чтобы устоять на ногах, схватилась за Ларина. Глаза ее округлились. Рука явственно нащупала рукоятку пистолета, торчавшего за поясом.
– Что-то не так? – без тени улыбки спросил Андрей.
– Нет, нет. Я вопросов не задаю. Самой иногда хочется завести дробовик, ходить с ним по городу и сшибать мигалки с машин.
– А вот этого делать не стоит.
– Почему?
– Лучше сразу в голову. А новую мигалку и прикрутить можно.
Катя осматривалась в квартире Ларина.
– Сразу чувствуется отсутствие женской руки, – вынесла она свой вердикт. – Вы не женаты?
– Когда-то был. Но это – в прошлой жизни. Вообще-то такие вещи не должны тебя интересовать.
– Такие вещи должны интересовать в первую очередь. А то вдруг жена-истеричка заявится и устроит скандал с мордобоем… С меня сегодня и ментов хватило. Или вам нравится смотреть, как дерутся женщины?
– Брось свои феминистские штучки. Со мной они не пройдут.
Андрей щелкнул тумблером. На экране, установленном на полке, появилось черно-белое изображение, разделенное на отдельные окна. Двор перед домом, на котором застыли припаркованные машины, крыльцо перед входом в подъезд, лестничная площадка у входной двери и детская площадка. Катя вопросительно посмотрела на хозяина квартиры.
– Обычно такими игрушками обзаводятся те, у кого есть дети, чтобы следить за тем, как они играют в песочнице… Ну, да ладно. Не мое дело. Перекусить что-нибудь найдется?
– Сперва займемся твоей раной. Снимай куртку.
Катя колебалась, не спешила сбрасывать кожанку.
– Ты чего? – не понял Ларин. – Сама же говорила, что болит. Надо глянуть, промыть…
– Я вас стесняюсь.
Андрей выразительно вздохнул.
– Это значит, в центре столицы на глазах у сотен людей оголяться можешь, а сейчас стесняемся? Да нет мне дела до твоего тела.
– Это же акция протеста была. А тут совсем другое.
– Ты сейчас пациентка, а я доктор, – не очень уверенно произнес Андрей, раскрывая шкафчик, и зашелестел пакетом с лекарствами.
Катя все же сбросила куртку, но прикрылась распущенными волосами. Села к Ларину спиной. Кожа в нескольких местах оказалась рассеченной, но не так сильно, чтобы накладывать швы.
– Обойдемся пластырем. Вот только промыть надо.
Резко запахло антисептиком. Андрей привычными движениями прикладывал влажный тампон к ране. Девушка вздрагивала.
– Щиплет?
– Терпимо. Просто щекотно и холодно.
Мужчина, ловко орудуя ножницами, отрезал пластырь и стянул полосками края раны.
– Вот и порядок. А теперь посмотрим, что с твоими ребрами, – присматриваясь к синякам, проговорил Андрей.
Он легонько надавил пальцами. Девушка вскрикнула.
– Понятно.
– Что вам понятно? – насторожилась Катя.
– Скорее всего, трещина. Но это не смертельно. Вот замотаем тебя бинтом, и будет полный порядок. Сможешь отправляться к себе домой в Питер.
– Никто там меня особо не ждет. С матерью живу. Но она второй раз замуж вышла. Вы только не подумайте, что я это рассказываю, набиваясь здесь остаться…
Катя придерживала распущенные волосы, а Ларин туго обматывал ее бинтом. Девушка уже не боялась его прикосновений. Напряжение спало. Катя и впрямь воспринимала своего нового знакомого как доктора. Вскоре она уже расхаживала по квартире в банном халате. С кухни доносился запах свежесваренного кофе, открывалась и закрывалась дверца холодильника.
Время уже было довольно позднее, за окном стемнело. Андрей сидел на диване и краем глаза смотрел телевизор, а сам в это время думал и прислушивался к звукам, наполнившим его обычно тихую квартиру. На кухне негромко играла музыка, причем хорошая – звучали старые песни Утесова. Хотя Ларин и не подсказывал Кате имя своего любимого исполнителя. Просто та сама поняла вкус Андрея, когда копалась среди дисков. Вот полилась вода из крана… Давно уже Ларин не чувствовал себя так спокойно и расслабленно. Он не был затворником, в его жизни попадались женщины. Но теперь происходило что-то особенное. Андрей воспринимал Катю не так, как других. Не подруга, не ребенок, а именно, как правильно выразилась сама девушка, младшая сестра.
– Кофе на кухне пить будем или в комнату нести? Я бутерброды в микроволновке приготовила! – крикнула из кухни Катя.
– Иди сюда, садись. Я сам все принесу. Тебе не стоит много двигаться.
– Да я в полном порядке.
Катя уже вносила в комнату поднос с тарелкой и кофе. Ларин придвинул к дивану журнальный столик, открыл бар и принялся перебирать бутылки. Затем задумался и спросил, обернувшись:
– Тебе сколько лет?
Катя засмеялась.
– Двадцать один уже есть, если вы об этом.
Негромко бубнил телевизор. Сквозь неплотно прикрытые шторы виднелись освещенные окна дома напротив. С каждой прошедшей минутой их становилось все меньше, они гасли одно за другим. Катя неторопливо пила коньяк из широкого бокала. Чувствовалось, что ей хватит этих пятидесяти граммов на весь вечер. Да и Андрей не спешил со спиртным – делал маленькие глотки и изредка запивал своим любимым морковным соком из пластиковой бутылки. Мужчина и девушка почти не говорили, обменивались лишь взглядами, жестами. На душе у Ларина становилось тоскливо. Он понимал, что пройдет совсем немного времени, и ему придется остаться одному. А ведь в этом есть свое счастье – чувствовать, что