стены, на бронзовую люстру, на широкий угловой диван и пыталась сосредоточить свои мысли на тех приятных часах, которые провела здесь с любовником. Но томные воспоминания не складывались в «латиноамериканский сериал». Тревожные мысли прерывали их, мешали сосредоточиться. А волноваться было из-за чего. Соломахин сам позвонил, попросил о встрече. По голосу чувствовалось – случилось что-то экстраординарное. А теперь он сильно запаздывал, и телефон его молчал. Ничего не мог пояснить и заместитель начальника охраны. Он лишь сообщил, что судья Кривошеев, с которым Соломахин отправился в суд, был застрелен «мстителем».

Валерия Никодимовна отодвинула чашку с остывшим кофе, к которой так и не притронулась, и стала уже подумывать о том, что ждет она зря. Тут дверь кабинета без стука отворилась, и появился Соломахин. Как бывший чекист, он умел прятать чувства за маской безразличия. Но от Валерии не укрылось то, как подрагивают руки любовника.

– Извини, опоздал. Ты уже знаешь о Кривошееве? – Он присел к столу, даже не сняв плащ, и тут же сцепил пальцы, чтобы дрожь в руках не так бросалась в глаза.

– Знаю, твои доложили. Жаль, конечно. Но это не повод опаздывать.

Соломахин криво усмехнулся и ослабил узел галстука. Ему не хватало воздуха.

– Все куда как хуже, чем ты можешь себе представить.

– Что-то с Алексом?!

– Если бы с ним, – губы Глеба Антоновича расползлись в неровной улыбке. – Я только что от начальства твоего мужа. Меня пригласили для конфиденциальной беседы.

– И что? – опешила Матюкова.

– Все, – выдохнул Соломахин. – Твоего мужа списали со счетов, – и он скрестил перед лицом Валерии руки. – Жирный крест на нем поставили, понимаешь? Слишком многое на свет выплыло. А в нашей конторе этого не прощают.

– Его в отставку отправят? А как же мой бизнес? – заерзала Матюкова.

– Почетную отставку только за особые заслуги перед Родиной дать могут, – нервно хохотнул Соломахин и, поняв неуместность своего смеха, сделал вид, будто закашлялся. – Меня бы для этого на доверительную беседу не приглашали.

Несколько секунд любовники смотрели друг другу в глаза. Они умели беседовать без слов.

– Неужели? – наконец вырвалось у Валерии Никодимовны.

– Именно, – подтвердил Соломахин. – Смирись и будь готова, дорогая. Для тебя это лучший выход из того дерьма, в котором мы сейчас все сидим по уши. Только учти – твой муженек пока еще не подозревает, что его со счетов списали. Ему намекнули, мол, все обойдется. Так что пока он весь в делах.

– Боже мой, – только и нашлась что сказать госпожа Матюкова, всхлипнула и заплакала.

Моторная лодка медленно огибала массивную опору моста. Тихо постукивал двигатель. Спецназовец в черном стоял на корме с длинным багром в руках и пристально всматривался в воду.

– Ни хрена здесь нет. Только тина, мусор всякий да водоросли, – ткнул он острием зеленоватую воду.

– Ребята только куртку его нашли ниже по течению. А свежий труп на поверхности плавать должен, – с видом знатока сообщил боец, управлявший плавсредством.

– Труп ничего никому не должен, – хмыкнул кормовой. – Плавать он должен в теории, в спокойной стоячей воде. А тут река. Столько всякой дряни на дне лежит… Мне знакомый спасатель рассказывал: и коляски там детские, и трубы, и столбы фонарные… Чего только нет. Москву-реку когда последний раз чистили? То-то, и вспомнить не можешь. Когда на ней земснаряд видел? Фарватер расчистят, и все на этом. Вот трупак подводным течением куда-нибудь и затянуло. Пока не распухнет – не всплывет.

Рулевой подвел лодку к парапету набережной.

– Ты попробуй, может, тело к илу приклеилось. Ну, как с подводными лодками случается. Тут мелко, достанешь.

Кормовой несколько раз ткнул острием багра, ощутив вязкое илистое дно. Из воды пошли пузырьки.

– Воняет-то как, – поморщился он. – Тыкать тут – не перетыкать. Но есть еще способ: гранаты или взрывчатку в воду бросать. От сотрясения труп всплыть должен.

– Ага, рационализатор. Кто ж тебе позволит в столице боевые гранаты разбрасывать?

Последние реплики Ларин расслышал вполне отчетливо, хоть и мешал плеск воды. Моторка проплыла совсем близко от его укрытия. Андрей сидел по самые глаза в воде – в бетонной трубе старого ливневого коллектора, выходящего в реку. Темечко упиралось в склизкий каменный свод. Чтобы вдохнуть, приходилось запрокидывать голову.

«Уплыли, но вылезти отсюда не получится».

Волны то и дело заливали выход трубы, брызгали в глаза. Но Андрей все же сумел оценить обстановку. За парапетом на том берегу реки то и дело неторопливо проезжали спецмашины, проходили милицейские патрули. Его искали даже на противоположной стороне. Нетрудно было представить, что на этой поиски ведут более усердно.

«Что ж, попробуем выбраться отсюда. Не век же мне здесь сидеть».

Ларин на корточках, потому как подняться в полный рост не позволял диаметр узкой трубы, стал пробираться в глубь коллектора. Узкая прослойка спертого воздуха вскоре сошла на нет. Одно из колец просело, пришлось остановиться.

«Кажется, полоса удач кончается», – резюмировал Андрей.

Но и сидеть дальше в воде без движения уже не оставалось сил – сказывалось переохлаждение. Все- таки не лето – осень на дворе. Да и коллектор пролегал глубоко под землей. Даже кости ломило от холода – градусов десять-двенадцать максимум.

«После всего было бы глупо захлебнуться, застряв в грязной трубе», – признался сам себе Ларин, набрал воздуха и оттолкнулся ногами.

Метров пять он проплыл по инерции, а затем пришлось перебирать руками стены коллектора. Андрей скользнул животом по мерзкой тине и понял, что вода заканчивается. Он полежал, отдышался. Сверху к нему пробивался свет из решетки ливневой канализации. Как понимал Ларин, он добрался до края тротуара на набережной. На решетке подрагивала на сквозняке блестящая обертка от мороженого. Тут коллектор расширялся, секции квадратного сечения вели подальше от реки, в глубь парка.

Андрей, пригнувшись, двинулся по этому, казавшемуся просторным после узкой трубы, коридору. Под ногами шуршали желтые листья, похрустывали пластиковые стаканчики, звенели ржавые пивные пробки. Впереди золотистыми лучами, лившимися сверху, вновь засиял свет.

Ларин поставил ногу на выступ арматуры и, ухватившись руками за решетку ливневого слива, припал к ней лицом. Видно было немного, но и этого хватило, чтобы принять решение. Справа ввысь уходила глухая бетонная стена, слева Андрей видел верхушки деревьев. В отдалении шумела людная улица.

– Стоит рискнуть. Выбора у меня нет. Или назад в реку, или здесь. Коллектор тут кончается.

Ларин сбросил мокрую одежду, выкрутил, насколько хватило сил. Вытер джинсами кроссовки от грязи. Трусы с лампасами вполне могли сойти за спортивные шорты. Как мог, вытер волосы, благо стрижку он носил короткую. Рукава рубашки обвязал вокруг пояса. С курткой, в карманах которой лежали кошелек, документы и ключи, он расстался еще раньше, лишь только нырнул в реку – она сковывала движения. Довершила маскарад майка, завязанная на голове наподобие шлема сварщика.

Андрей, пожелав себе удачи, вновь ступил на выступ арматуры, поднатужился, приподнял и сдвинул в сторону отлитую из чугуна решетку ливневки и выбрался наружу. Бетонная стена оказалась подпорной стенкой. По другую сторону дорожки виднелась позабытая всеми ржавая, погнутая карусель. На ней спиной к Андрею сидела, мило обнявшись, и самозабвенно целовалась влюбленная парочка. Ларин все же потратил несколько секунд на то, чтобы вернуть люк на место – не стоило оставлять лишних следов и подсказок. Когда люк хрустнул, возвращаясь в родную нишу, девушка вздрогнула и обернулась, недоуменно посмотрела на Андрея, не понимая, откуда тот появился, словно из-под земли вырос.

Ларин весело подмигнул ей и махнул рукой – мол, все понимаю, не буду мешать. После чего побежал мелкой спортивной трусцой. Тело еще покрывали пупырышки гусиной кожи, в мышцах чувствовалось онемение, похрустывали суставы.

По аллейкам гуляли люди. В перспективе Ларин заметил вооруженный автоматами милицейский наряд.