– Слишком много событий, – призналась женщина, – у меня мозги переклинивает.

– Хочешь сказать, событий, не совместимых с жизнью?

– Нет-нет, теперь я в порядке. – Маша тряхнула головой и крутанула ручку газа.

Но на этот раз подводили уже не только нервы, но и техника. Двигатель чихал, захлебывался. Маше никак не удавалось на ходу закрыть пулевое отверстие и остановить течь топлива.

– Держись! – непонятно, то ли Маше, то ли мотоциклу, кричал Ларин. – Нельзя дать ему уйти. Ты же понимаешь, что он все «стрелки» с убийством губернатора на нас с тобой перевел.

Андрей обхватил женщину за талию правой рукой и сумел-таки дотянуться левой до пробоины в баке.

– Гони.

Слова Андрея подействовали на напарницу. Она-то оперуполномоченным раньше не служила. И только сейчас сообразила, что убийство губернатора следователи однозначно свяжут с нападением на ПТС.

Двигатель заработал ровнее. Маша то и дело поглядывала на датчик топлива. Стрелка уверенно показывала на ноль. Мотор мог заглохнуть в любую секунду. И все же разрыв между преследователями и тягачом сокращался.

С правой стороны шоссе за кюветом уже мелькали столбики ограждения летного поля сельхозавиации. В ночной дымке проступали освещенные пятна склада ГСМ и приземистые ангары. Тягач чуть сбавил скорость и свернул. Его мощный бампер снес сетчатое ограждение, спираль колючки потянулась по обе стороны от кабины. Повторила рискованный маневр и Маша. Мотоцикл нырнул в кювет, вылетел из него. Натянутая кабиной «Мерседеса» проволока лопнула, и «колючка» просвистела над головой Андрея. Мотоцикл еще вытянул на подъем, затем двигатель чихнул и заглох. Маша еще попыталась завести его, но Ларин уже бежал за удаляющимся тягачом. Давно он не бегал так быстро. Густая трава путалась в ногах, он перескакивал через канавы, куртка сковывала движения. Тягач выехал к ангарам и замер. Машлак выпрыгнул из кабины, обернулся на каких-то пару секунд, вглядываясь в темноту за собой. Ларин рискнул, остановился, задержал дыхание, хоть легкие буквально разрывались от напряжения, и выстрелил. Машлак пригнулся и побежал к видневшемуся невдалеке «Ан-2».

– Черт, только выдал себя.

Андрей вновь мчался, на ходу прикидывая, сколько же патронов осталось в обойме. Где-то позади, скорее всего, бежала и Маша. И Андрей уже проклинал себя, что отдал ей запасную обойму.

Заурчал стартер. Пропеллер вращался.

– Чтоб это старое летающее корыто не завелось, – молил Ларин.

После секундной паузы Машлак повторил попытку. На этот раз двигатель затрещал, вращающийся пропеллер превратился в полупрозрачный круг. Андрей был уже совсем близко от самолета, когда биплан, медленно набирая скорость, покатил по траве. Ларин рванул дверцу люка, но та оказалась закрытой изнутри. Выкладываясь, задыхаясь, Андрей бежал рядом с самолетом и, понимая безнадежность затеи, кричал:

– Стой, стрелять буду!

Сжав зубы, он оттолкнулся от земли и прыгнул. Упал животом на мягкое, обтянутое крашеной тканью крыло биплана и чуть не сорвался, заскользив по лакированной поверхности. Уцепился руками за стойку. Носки ботинок гребли траву летного поля. Держаться приходилось практически одной рукой – мешал пистолет. А самолет тем временем уже набирал скорость по прямой. Его болтало, подбрасывало, и все же Андрей сумел подтянуться, не расставаясь с оружием. Обхватив стойку правой рукой, он забросил ногу и оказался на крыле, перехватив пистолет в левую. Отсюда с крыла он видел в кабине размытый силуэт Машлака.

Ветер, гонимый винтом, буквально слепил. Резь в глазах была невыносимой. Андрей вскинул пистолет и нажал спуск. Одно из небольших боковых стекол покрылось густой сеткой трещин. Попал или нет, Ларин так и не сумел понять. Хуже было другое: патрон оказался последним – затворная рама так и не вернулась в исходное положение. Биплан еще раз подпрыгнул на неровности и оторвался от земли. Андрей даже не раздумывал. Сгруппировавшись, он спрыгнул с крыла, ударился о землю и покатился по траве.

Когда перед глазами перестало мелькать, он, лежа на спине, увидел уходящий в ночное небо биплан. Невыносимо болело плечо. Ларин даже застонал. Правой руки он почти не чувствовал. Она ощущалась лишь как боль, начинающаяся с плеча. Маша буквально задыхалась, когда склонилась над Андреем, даже не сразу смогла говорить.

– ... ты жив? Ты в порядке? – выдавила она, наконец, из себя.

– Уж что-нибудь одно из двух.

Ларин попробовал сесть сам, но тут же завалился на бок. Пришлось воспользоваться протянутой рукой Маши.

– Да уж, галантный кавалер на твою голову нашелся. Это мне надо было тебе руку подавать, подсаживая на мотоцикл, а не боевые патроны дарить.

– Так цел или нет, женоненавистник?

– Не совсем. Кажется, рука сломана. Да и нога не слушается.

И мужчина, и женщина проводили взглядом биплан, исчезающий над лесом. Самолет шел низко, неуверенно, качая крыльями.

– Даже бортовые огни не включал. Ушел, скотина, животное, – прохрипел Ларин, ощупывая руку. – Сам все заварил и жив остался. Чтоб у тебя бензин кончился, чтоб ты на лес упал...

– Кажется, цела, – Маша осторожно мяла предплечье. – Точно. Ты только вывихнул. Я вправлю, я умею.

– Вот, лишь не надо мне говорить, что это будет совсем не больно.

Хрустнул и встал на место сустав. Андрей, сжав зубы, вытерпел и не вскрикнул.

– Скоро, я думаю, здесь будет достаточно людно. И лучше нам к тому времени оказаться с тобой подальше от этого места.

Ларин положил вправленную руку на плечи Маши.

– Ты ничего такого не подумай, мне просто тяжело ступать.

– А я и не думаю. Ты вообще никогда ко мне приставать не пробовал. Хоть ситуации были и очень благоприятные.

– А надо было?

– Пошел ты к черту.

Мужчина и женщина двинулись к лесу.

– Идиотом ты был, идиотом и помер, – ласково проговорила Полина Радькова и поправила траурную ленточку на портрете мужа.

Фотография в черной рамке стояла поверх огромной охапки венков, из-за которой нельзя было рассмотреть ни креста, ни могильного холмика. Александра Михайловича Радькова похоронили на старом кладбище, где имелась аллейка для местных знаменитостей. Его могила оказалась неподалеку от могилы полковника Точилина.

Полина сменила воду в банке с живыми цветами. Черная косынка сдавливала ей обручем голову. За спиной у безутешной вдовы раздалось негромкое покашливание. Полина отрясла руки от налипшего кладбищенского песка и обернулась. На дорожке стоял заместитель ее покойного мужа. Сколько она его помнила, тот всегда казался ей неприметным, даже каким-то бесцветным. Вот и теперь, застигнутая врасплох, она не могла вспомнить его имени. В голове почему-то всплыло только то, как называл его покойный губернатор – Викторович. Заместитель никогда не выделялся инициативностью, а вот исполнителем был великолепным. Никогда не спорил с руководством. Одет Викторович был подобающим для сегодняшнего дня образом: темный костюм, несмотря на жару, неброский галстук, в руках скромный букет цветов, перевязанный траурной ленточкой.

– Здравствуйте, – растерянно произнесла Полина.

Вот уж, она и не думала, что кто-то из губернских чиновников рискнет в открытую почтить память погибшего главы области. В городе до сих пор только и говорили о том странном признании, которое Александр Михайлович сделал во время телемоста с Останкино и об оперативной съемке, вывешенной сразу же после его ужасной гибели на Ю-тубе. На похороны не приехали чиновники не то что из Москвы, но даже руководители соседних регионов.