имуществом и коллекцией отписывает вам и ныне покойной Светлане Моравской-Санжаровой. Мы связались с ее мужем. Он готов отказаться от перешедшей к нему со смертью жены доли недвижимости и наследного имущества. При этом мсье Санжаров выдвинул условие: завтра в одиннадцать часов утра вы должны встретиться с ним на кладбище Монмартр у могилы его супруги. Кстати, мсье Соваж похоронен на том же кладбище. По условиям завещания вам надлежит ухаживать за его могилой. После вашей встречи мсье Санжаров обязался посетить нотариальную контору, чтобы подписать бумаги на отказ в вашу пользу. Буду ожидать вас там же, – чиновник протянул визитную карточку, – для улаживания последних формальностей. Надеюсь, вы способны выплачивать налоги?

– …Что вы сказали? – встрепенулся Дежан.

– Я спросил: вы способны платить по счетам? – Нотариус взял протянутый Анжем паспорт и принялся делать выписки.

– Да, конечно… Я не об этом. Как ее имя?

– Жены мсье Санжарова? Светлана Моравская-Санжарова.

Поначалу Анж не понял, о ком идет речь. Может, в этом было виновато не слишком внятное произношение нотариуса. А когда осознал, что Селена…

Значит, она… не может быть! Странно узнать ее настоящее имя от конторского служащего, но такие люди не лгут. Это всё же лучше, чем если бы завтра он прочел надпись на надгробии. Да еще в присутствии ее мужа.

Он вспомнил слова любимой о сюрпризе на свадьбу. Может, она в тот день собиралась заговорить с ним по-русски? Но зачем, зачем понадобилось так долго скрывать?.. Наверное, Селена запутывала следы, чтобы муж не мог ее найти как можно дольше.

Завтра он узнает обо всем.

– Могу ли я начать готовиться к переезду? – спросил художник. – Вещей у меня немного – в основном холсты, краски. Я хотел бы поселиться там уже сегодня.

– Ну, это несколько поспешно… – задумался нотариус. – Лично меня заботит лишь то, что мсье Санжаров еще не подписал отказ. Если вы сами сможете повлиять на скорейшее решение вопроса, то переезжайте только под свою ответственность. Я попрошу вас поставить подпись под распиской, текст которой сейчас составлю. В ней будет сказано, что до окончательного соблюдения формальностей вы не имеете права распоряжаться унаследованным имуществом – продавать, дарить, перестраивать и так далее… Вот, извольте!

Анж поставил росчерк. Бумага исчезла в портфеле нотариуса.

– Последнее, – чиновник запнулся. – Вы знаете, что мадам Моравская-Санжарова проживала на территории Франции без документов?

Художник опешил.

– Но, кажется, у нее был паспорт.

– Кажется… – усмехнулся нотариус. – К счастью, паспорт находился у ее мужа, иначе возникли бы определенные трудности с похоронами. В полиции мне рассказали, что мсье Санжаров появился на следующий день после ее смерти и взял на себя оплату ритуальных услуг.

– Вы были в полиции?

– Безусловно. О наших клиентах мы должны знать всё. В том числе и то, что вы являетесь свидетелем. И о вашем недавнем пребывании в лечебнице. Доктор дал вам самую лестную характеристику. Но даже если принять во внимание позитивные факты… С моей стороны разрешить вам переезд – не что иное, как жест дружеского расположения. С этим будут связаны некоторые проблемы, но, надеюсь, вы не заставите меня пожалеть о принятом решении. Я дорожу репутацией.

– Искренне благодарю вас, – Анж пожал чиновнику руку.

– Потрудитесь получить связку ключей. И позвольте выразить вам соболезнования.

Провожая нотариуса к выходу, Дежан уже мысленно находился в доме у Восточного вокзала.

Он будет жить там, где жила Селена. Теперь это его собственный дом. Та самая комнатка с зелеными обоями и множеством афиш, немых свидетелей яркой и короткой человеческой жизни.

Быть может, призрак девушки тоже поселится там, и Анж время от времени сможет видеть женский силуэт у одного из стрельчатых окошек… Нет, он не станет ничего менять, комната непременно должна оставаться такой же. В глубине души художник надеялся, что это хоть немного поможет разгадать загадку жизни странного, почти неземного существа, сумевшего его полюбить.

Как порой печально всё складывается! Беда застает нас врасплох, и впоследствии мы не можем понять, почему самое большое, самое важное в жизни счастье трагически обрывается, а мы не умираем вместе с ним.

Время лечит. Страшная и успокаивающая истина. Жизнь продолжается, пусть даже в тусклом и унылом течении. Одиночество, беспросветная тоска. В итоге – смерть…

– Мадам Донадье, – когда за чиновником закрылась дверь, Анж обратился к хозяйке, – простите, но я должен переехать.

– Конечно-конечно. Там вам будет лучше. Мне кажется, что и комиссар не станет возражать. Только прошу, мсье Дежан, позвольте иногда навещать вас.

На глазах вдовы выступили слезы.

Этот дом – мой. Нет, наш с Селеной… Светланой. Она сообщила мсье Соважу мое настоящее имя. Так меня и нашел нотариус…

Я хочу жить, будто ничего не случилось. Вот сейчас распахнется дверь, и она выбежит навстречу. Быстро поцелует в щеку, выхватит из моих рук пару подрамников и унесет в свою комнату.

Где же ты? – нет, не выходит на порог. Значит, занята какими-то важными делами…

Анж стоял перед знакомым потертым крыльцом, не решаясь подняться по ступеням. Над черепичной крышей больше не вился дымок. Дом спал мертвым сном, и художнику показалось едва ли не кощунством нарушить скорбный покой.

За спиной Анжа нетерпеливо засопел извозчик. Художник поднялся по лестнице, прислонил к колонне два плотно упакованных холста и вынул связку ключей. Окованная сталью дверь замерла в ожидании, тяжелый замок вопросительно глядел на нового хозяина глазницей замочной скважины.

Вот он, ключ, самый большой, с тремя квадратными зубцами, похожий на рыцарский турнирный штандарт. Замок щелкнул; спружинив, отскочила толстая дужка. Дверь отворилась без скрипа. Дежан подумал, что следовало бы попросить извозчика помочь в переноске вещей. Но ему не захотелось впускать в дом постороннего. Он прошел внутрь и оставил холсты у двери в комнату Светланы. Потом вышел к фиакру.

Художник щедро расплатился с извозчиком, еще раз окинул взглядом фасад и вернулся домой.

Домой… Звучит непривычно, зато как-то особенно уютно. Примет ли его эта обитель, станет ли родной? Наверняка, ведь его дом там, где всё дышит любимой Селеной-Светланой. Орфелиной.

Быть может, ты ждешь меня. Я войду, и ты обрадуешься. Встречай…

…Запах фиалок. Здесь он живет до сих пор. А ведь я от него почти отвык. Света, прости меня за короткую память. Прости, Светлячок.

Художник подошел к расписанному ландышами диванчику. Наверное, замечтавшись, она роняла пепел сигареты на обивку: горячие искры в нескольких местах прожгли материю. Какие мысли посещали девушку в те минуты? Может, именно здесь она обдумывала предложенный Моди план замечательного приключения, которое привело к их знакомству.

И афиши, афиши, афиши… Та же желтая скатерть на столе, ваза с драконами, стопка бумаг на подоконнике, одинокая высохшая чернильница. Круглое зеркало глядит со стены.

Анж раскрыл чемодан Светланы, достал фиолетовую блузу и юбку – тот самый наряд, который был на девушке во время карибского карнавала. Порывшись в саквояже, он нашел пару красных перчаток. Художник разложил на спинке дивана блузу и расстелил юбку на сиденье. По обе стороны юбки положил перчатки, одну из них – на резной поручень дивана. Он попытался представить, что рядом сидит сама Светлана. Игра увлекла его, и художник завел с любимой воображаемый разговор.

Вот мы и дома, сказала она, тебе здесь понравится.