аплодирует. Наверное, чувствует в нас нечто родственное, бунтарское. Но, знаете ли, прямое знакомство с ним может привести к двусмысленности. Поэтому мы просто актеры, он просто зритель. И это нас всех устраивает.

– А Мим Мом? – удивился художник. – Он же демон и должен подчиняться тому, о ком мы говорим… Или демон – фигура речи?

– Это сущая правда, – подтвердил коротышка. – Только я отпущен на срок, пока во мне будет нуждаться госпожа Кристелла.

– Князь обязан мне еще с тех времен, когда я была в подчинении у Смерти. В общем, однажды я не тронула одного нужного ему чернокнижника, за что и поплатилась положением. Предоставив мне Мима, он закрыл счет.

– Это чудесный удел, – заулыбался маленький демон. – Я счастлив на новой службе.

– Я никогда не беседовала с Сатаной лично, – продолжила Кристелла, – хотя, думаю, он мог бы многое рассказать о природе Соперников. Цена за полученный от него ответ может оказаться высокой. Он злопамятен и никогда не забывает, что был кому-то обязан. Что может потребовать? Например, подарок в виде вас двоих после Спектакля, независимо от успеха или провала. И это только плата за сведения, не более. Как вы думаете, я бы согласилась на такую сделку?

– Думаю, когда-нибудь вам придется согласиться, – мрачно заметила Селена. – К чему мораль, если ответ рядом, в персональной ложе – рукой подать! Пусть это будем не мы, но наши последователи. Бесконечная череда жертв, десятком больше, десятком меньше. Отработанный материал выбрасывают или вы коллекционируете заспиртованные экспонаты? Я спрашиваю вас, ангел и демон, что бывает с теми несчастными, кто поверил вам, согласился на участие в вашей буффонаде и не выдержал жестокой игры?

Кристелла поджала губы.

– Сходят с ума. Разочаровываются. Самые стойкие продолжают творить и убеждают себя, что участие в спектакле им привиделось. Мы больше не тревожим их. Пусть забудут Спектакль, посчитают его давним ночным кошмаром. Со временем им становится легче. Поверьте, я знаю…

– С нами будет то же?.. Вы предлагаете нам попасть в сумасшедший дом, – с отчаянной злостью подвела итог девушка. – Мне лишь непонятно, в обмен на что. На ваши неудовлетворенные амбиции? На злополучный Спектакль, который ничем не поможет людям и даже погубит многих из них? Стоит ли этого призрачная надежда?.. Не знаю, как считает Андрей, но, по-моему, это подлость. Если рассказанное вами правда, я не хочу участвовать в авантюре. Мы не имеем на это права. Вы тоже. Подумать только, безумный ангел-неудачник бросает несчастных гениев на алтарь собственного честолюбия. Да зная такое, кто бы согласился вам потакать в преступлении? С невозмутимой расчетливостью вы – именно вы, а не какие-то призрачные враждебные силы! – убиваете лучших… Ну, уличите меня в гениальности! И с этой самой минуты я начну выдавливать из себя то, что вы называете искрой божией, великим даром или чем там еще! Мне противно от мысли, что вы посчитали меня способной предать людей гнуснейшим из способов. Вам на руку обезличивать человечество, лишая его лучших из лучших… Я скажу то, что вы не знаете о себе сами: это зависть. Самая обычная зависть к тем, чьих высот вы никогда не достигнете, – Селена закрыла глаза и попыталась унять дрожь.

Кристелла подержала в руке бокал, а потом резко опустила его на стол. Хрусталь звякнул, словно поставив точку в беседе. Глаза ангела сделались пустыми и прозрачными. Мим бессильно махнул рукой и вышел из шатра.

– Я запрягу лошадей, – сказал он. – Вскоре вы будете дома.

– Нет, постойте! – потребовала Селена. – Мы имеем право узнать всё до конца!.. И, может быть, постараемся понять.

Кристелла соединила ладони и начала раскачиваться, словно молилась. Глаза ее вновь наполнились небесной синевой.

– Миллионы, – наконец заговорила она. – Миллионы уже погибли, хотя не знают об этом. Смерть страшна, когда ничего не можешь изменить. Это обреченность. Неожиданная смерть, напротив, легка и безболезненна. Гийому Аполлинеру оторвало голову – он не смог предугадать, где взорвется снаряд, который накрыл его артиллерийскую батарею. Блэз Сандрар потерял вместе с рукой половину грудной клетки с правым легким. Приклады врагов превратили Кислинга в кровавое месиво, его изувеченное тело так и не смогли опознать. Это ваши друзья, Андрей? Не стесняйтесь, вам предоставляется уникальная возможность заказать обстоятельства собственной гибели! Еще один снаряд, пущенный из гигантского немецкого орудия «Колоссаль», попал в парижский родильный дом. Из младенцев и рожениц не уцелел никто. Не важно, что вместе с нерожденным ребенком погибла его красивая мать, смуглая воздушная гимнастка с зелеными глазами… Это лишь брызги моря обреченных. Я рассказала правду. Теперь случится именно так. Отныне обречены и вы, потому что блаженным бездействием, сладким душевным покоем ответили на призыв восстать против рока. Вам самим уж точно незачем менять свою судьбу, даже ради ребенка. Погибнут друзья – такова судьба. Уйдут во тьму недожившие, недолюбившие – такова судьба. И вы, которые знаете обо всем и можете вмешаться, тупо твердите – такова судьба. Да вы хоть знаете значение этого слова? Отныне для вас двоих это щит, за которым прячутся трусость и малодушие. Пытайтесь убедить совесть в обратном… И еще! Я приберегла последний аргумент. Если Спектакль получится, то всем, кто пострадал во время прошлых, неудачных Спектаклей, будут возвращены разум, судьба, сама жизнь. И всех будет ждать награда по делам их. Орфелина, вы обвинили нас в подлости. А известно ли вам, что чувствую я, когда призываю всё новых и новых беззащитных людей? Груз невинных душ множится, я уже едва выдерживаю тяжесть принятого греха. Знаете ли вы, что значит ответственность за страдания миллионов? Многие и многие из них получат награду уже не в этом мире. Потому что вы отказались помочь им.

– Что же вы не рассказали раньше… – растерянно прошептала Селена, глядя на белого как мел Дежана. – Я не могу остаться в стороне…

– Давайте отдохнем, – в голосе Кристеллы прозвучали мягкие, почти материнские нотки. – Мим постелит вам в фургоне. Сейчас мы обладаем самым крупным козырем в истории человечества. Но до поры я не стану раскрывать секрет.

– Как будут проходить репетиции? – спросила Селена.

– Мы разделимся, – ответила Кристелла. – Я начну работать с мсье Дежаном, а вами займется Мим. Это нужно для того, чтобы наладить прочную цепь духовной связи. Сегодня четвертое августа. Катастрофа катится лавиной. Германские войска вступили в Бельгию. Следует поторопиться. Спектакль проведем через месяц, в ночь с четвертого на пятое сентября… Андрей, Орфелина, если у вас остались незавершенные дела в Париже, обратитесь к Миму. Он отвезет вас туда и обратно.

– Я полностью свободен, – сказал Анж.

– Пожалуй, и у меня нет срочных дел, – задумалась Селена. – Разве что сад мсье Соважа придется осмотреть позже. Надеюсь, старик не слишком на нас обидится… Мы готовы. Андрей, ты отдохнул в карете?

– Вполне. Не помню, когда в последний раз так хорошо спал.

– Замечательно, – Кристелла поднялась со стула-трона. – Мим превратит карету в фургон, в нем устроим вашу комнату. Здесь всегда тепло, так что не бойтесь замерзнуть. Мсье Дежан, пообедайте, наберитесь сил. И, пожалуй, приступим.

– Ах да! – покраснев, спохватилась девушка. – Я забыла о сюртуке Андрея!

– Минуту… – Кристелла прикрыла глаза. – Он чист, подшит и уже висит в шкафу. Ваши замечательные цветы политы, в доме больше нет ни пылинки. Так будет, пока вы здесь.

– Ой, мы совершенно забыли о мадам Донадье! А если она вернется в наше отсутствие?

– Не волнуйтесь. Вы окажетесь дома до ее приезда.

Анж и Кристелла отправились к реке. Выйдя из шатра, художник увидел стоящую поодаль большую повозку с высокими бортами и полукруглым брезентовым верхом. Раньше он увлекался романами Фенимора Купера. Фургоны переселенцев-покорителей прерий Дикого Запада наверняка имели такой же обветренный, суровый вид и казались воплощением надежности и аскетического уюта. Только вряд ли отринувшим цивилизованный мир трапперам и общинам мормонов приходило в голову