частичную денационализацию фабрик и заводов, допущение русского и иностранного капитала для восстановления хозяйственной и экономической жизни страны, немедленное восстановление политических и торгово–экономических сношений с иностранными государствами, право наций на самоопределение и обязательное всеобщее обучение грамоте.

Тухачевский иронизировал по поводу содержания политической программы антоновцев:

«Государственная власть в Тамбовщине осуществлялась так называемым «Союзом трудового крестьянства», под фирмой которого эсэровская партия осуществляла свою диктатуру. Была создана своеобразная конституция, с лихвой удовлетворявшая мелкобуржуазные похоти»19.

Итак, права и свободы граждан объявлены мелкобуржуазными похотями. Будь эта статья написана в начале 1930–х годов, подобные дефиниции можно было бы объяснить данью уже укрепившему сталинскому тоталитаризму. Но про цитированный фрагмент — из начала 1920–х, соответственно, с большой долей вероятности его следует трактовать как свидетельство истинных взглядов автора.

Хотя в программе СТК намечалось скорейшее окончание гражданской войны, в документах и практической деятельности организации «Союза» абсолютно отсутствовали конкретные шаги к достижению гражданского мира.

Как и советская власть, зачаточные органы самостоятельной крестьянской власти Тамбовской губернии были нацелены на беспощадную борьбу со своими политическими противниками и эту цель реализовывали ежечасно.

По отношению же к семьям коммунистов и членам трудовых артелей «применяются самые репрессивные меры, а также к лицам, заподозренным в хранении оружия.

Плеть гуляет вовсю. Избивают до полусмерти»20. Повстанцы брали в заложники семьи красноармейцев, коммунистов, советских служащих. Сами сторонники правительства безжалостно ими уничтожались. Не миндальничали и со своими. В июньском 1921 года распоряжении № 1, передавшем власть антоновским «революционным комитетам », им было приказано взять на учет всех лошадей рабочего возраста, а в целях «приискания хлеба» применить изъятие доходов с мельниц, «принудительное обложение имеющих запасы» и другие жесткие меры21.

Меры сопровождались предупреждениями о серьезных наказаниях за нарушение установленных порядков за хищение имущества и конокрадство телесное наказание за первый случай и лишение жизни за второй; за подделку пропусков — телесные наказания. Должностные лица, уличенные во взяточничестве, наказывались плетью.

25 декабря 1920 года был дан наказ районным и волостным комитетам обратиться к населению с воззванием о пожертвовании партизанам продовольствия. Инструкция местным комитетам (февраль 1921 года) обязывала их «проводить добровольные пожертвования зерна, фуража, одежды, обуви»22.

Крестьянская война с большевистским режимом к 1921 году таким образом стала доминирующей частью Гражданской войны. Это было движение, по мнению Ленина, более опасное для советской власти, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взятые. Жестокость по отношению к крестьянам возвращалась беспощадностью по отношению к властям и часто превосходила организованный «правительственный» террор. Возник замкнутый круг.

В подавлении протеста десятков тысяч российских крестьян, не принявших большевистского режима, участвовала регулярная Красная армия. Трагедия усугублялась тем, что и войска восставших, и Красная армия состояли в основном из крестьян. (В 1920 году 77% бойцов РККА были крестьянами.) А командовали действиями против своего народа лучшие полководцы РККА. Кроме Тухачевского,

Уборевича и Какурина в Тамбове были Котовский, Путна, Жуков, Раскольников и многие другие.

«Бандитизм начал–было приобретать в глазах наших войск характер какой–то чудесной непобедимости, неуязвимости и неискоренимости… Если бандитов и удавалось иногда потрепать и даже погромить, то они так быстро оправлялись и восстанавливались в своих округах, что это в конце концов стало приводить в отчаяние наши войска, которым истинная подкладка вещей известна не была, в силу отвратительно поставленной разведки»23, — так Тухачевский оценивал ситуацию, с которой ему пришлось столкнуться, приняв командование тамбовскими армейскими частями.

Комитет СТК неоднократно обращался к мобилизованным красноармейцам с призывом покинуть Красную армию и идти домой с оружием в руках.

«Воззвание к мобилизованным красноармейцам Комиссары–коммунисты послали вас усмирить нас, как они нас называют, бандитов. Бандиты, сказали они вам, подняли свой разбойничий меч над мирным жителем, зачем–то подняли с жаждой крови, и, алчные, с небывалой жестокостью разрушают его трудовое гнездо, льется святая кровь труженика, льются неутешные слезы младенца, раскрываются амбары хлебные, загорается зарево пожара над оседлостью мирной обывателей, горит, мрет, разоряется вконец Советская власть… Опомнитесь! Никаких бандитов, никаких разбойников нет, есть едино восставший страдалец — рус ский народ. Голодный, холодный, измученный и разоренный вконец, загнанный комиссарской властью в тупик, он не вынес гнета палачей– коммунистов, и разъяренный зверь поднялся с русским огромным кулаком на своих угнетателей, не на вас и тем более не на тружеников–землепашцев (это было бы ужасно), а на них — действительных врагов наших, врагов всего русского народа, кровожадных коммунистов…

Главный оперативный штаб партизанской армии трудового крестьянства»24 Пафосно–поэтические призывы находили отклик, ибо были доступны и правдивы: количество дезертиров из Красной армии стремительно увеличивалось и к февралю 1921 года превысило 6 000 бойцов.

Ф. С. Подхватилин, один из руководителей антоновского агитпропа, на допросе в Ревтрибунале показал, что вел агитацию «…на темы о ходе борьбы партизанской армии с Красной Армией, об общегосударственном положении и состоянии Сов. России внутри и вне, о войне и мире Польши с Сов. Россией, о тягостных условиях мира, на которые пошло Совправительство, а также о том, что заграничный пролетариат не сочувствует существующему в России советскому коммунистическому течению… о несправедливо тяжелой продразверстке, наложенной на крестьян в уезде и преступной деятельности комитетов бедноты. Мои агитаторские выступления в большинстве происходили среди крестьян–партизан, приветливо отзывавшихся на мои речи. Они посылали в партизанскую армию своих сынов и сами в ней активно и косвенно участвовали »25.

(Впоследствии Подхватилин добровольно сдался советской власти, поняв обреченность тамбовцев и убедившись, что «муха со слоном не может бороться».) Очень выразительная резолюция была принята общим собранием граждан села Петровское Туголуковской волости Борисоглебского уезда 25 декабря 1920 года:

«Горячо приветствуем и приносим сердечную благодарность повстанцам, которые горят желанием освободить народ из–под ига рабства, и даем слово в полной тесной связи плечо с плечом идти бодро и смело на борьбу и на помощь организованным путем восставшего народа, дабы этим защитить себя от новых нападений, смелым натиском сбросить с себя оковы порабощения незаконных и нечеловеческих коммунистических грабежей, зверских поступков и репрессий и смело воскликнем: «Долой ехидного змия Ленина и его приспешников! Да здравствует повстанческое движение!

Да здравствует союз рабочего и крестьянства!»»26 Еще в начале 1921 года руководство по подавлению восстания было напрямую передано главному командованию.

В феврале, когда ситуация на Тамбовщине была признана катастрофической для большевиков, председатель парторганизации губернии В. А. Антонов– Овсеенко, наделенный чрезвычайными полномочиями, сформировал Полномочную комиссию ВЦИК. В комиссию кроме АнтоноваОвсеенко вошли секретарь губкома партии, председатель губисполкома партии, командующий войсками и начальник политического отдела войск Тамбовской губернии.

Памятуя о прежней «нетактичности», комиссия сначала решила воздействовать на повстанцев и поддерживающее их население просьбами. Назначался двухнедельный срок добровольной явки с повинной, декларировалось освобождение от ответственности за участие в партизанской антисоветской деятельности. Однако заметных результатов эти меры не дали. Тогда был издан приказ, предваряющий карательные меры. Согласно ему все захваченные с оружием в руках, подлежали расстрелу.

В феврале 1921 года войска, направленные против непокорных крестьян, насчитывали 32,5 тыс. пехоты, около 8 тыс. кавалеристов, 463 пулемета и 63 орудия27.

Весной 1921 года начало, хотя и медленно, меняться отношение крестьян к повстанцам. С одной стороны, определенную роль сыграла в этом отмена продразверстки, с другой — разложение в рядах антоновцев. К весне они уже не защищали крестьян от продотрядов, но средств для своего содержания требовали немалых. Все чаще руководители восстания были вынуждены обращаться к повстанцам с воззваниями — они давали все меньше эффекта.

Призывали «с большей энергией следить за действиями коммунистов, принимать все меры предосторожности и хладнокровно ждать времени, когда будет можно нанести наглым коммунистам решительный удар»28.

В мае наступил финальный этап Тамбовского восстания — его вспышка с последующей окончательной ликвидацией.

Сохранилась записка заместителя председателя РВСР Э. М. Склянского Ленину, написанная в апреле 1921 года:

«Я считал бы желательным послать Тухачевского на подавление Тамбовского восстания. В последнее время там нет улучшения… Получится несколько большой (именно так. — Ю. К.) политический эффект от этого назначения. В особенности заграницей. Ваше мнение?»29 Ленин, требовавший «скорейшего и примерного» подавления восстания, отреагировал немедленно, посчитав необходимым назначить Тухачевского командующим войсками Тамбовской губернии, но «без огласки в центре…

без публикации»30. Очевидно, председатель Совнаркома опасался упомянутого Склянским политического эффекта от назначения на борьбу с крестьянством полководца, только что усмирившего кронштадтских матросов.

Ольга Тухачевская, сестра будущего маршала, которой в 1921 году исполнилось 18 лет, вспоминала, что брат «как–то пришел с одного совещания мрачный, в каком–то отчаянии».

«Миша молчал весь вечер, таким расстроенным я до тех пор никогда не видела, потому и запомнила этот случай. Потом, уступив нашим просьбам, все– таки назвал причину: «Меня посылают в Тамбов, там крестьяне бунтуют. Владимир Ильич приказал покончить».

Брат повторил: «Теперь — крестьян», — ушел к себе и двое суток пил. Миша всю жизнь был равнодушен к спиртному, это единственный случай, когда он стал смертельно пьяным. Это тоже врезалось в память. Я мало что поняла, но почувствовала, что происходит чтото очень страшное. Больше Миша эту тему с нами никогда не обсуждал ».

Даже если предположить некоторую мифологизацию воспоминаний, явление достаточно частое, в данном случае трудно усомниться в их достоверности. Сестра маршала рассказывала об этом эпизоде в частной беседе своей подруге Д. Л. Чавчанидзе[ 26 ] на излете советского времени, когда правильность борьбы с «контрреволюцией» еще ни коим образом не подвергалась сомнениям. Кроме того, в адекватности воспоминаний убеждает ссылка на распоряжение Ленина — читать секретные в то время ленинские директивы Ольга Тухачевская, разумеется, не могла. Если воспоминания правдивы, значит в тот день Тухачевский, чтобы подчиниться приказу, переломил в себе самом последний рубеж сопротивления. И, согласившись на роль палача, стал жертвой собственной внутренней «гражданской войны».

Тухачевский был назначен «единоличным командующим войсками в тамбовском округе, ответственным за ликвидацию банд». Более того, постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 27 апреля 1921 года предписывало «не допускать никакого вмешательство в военные действия т. Тухачевского как со стороны комиссии ВЦИК, так и других властей »31.