Декрет о земле, принятый II съездом Советов, разрешил крестьянам работать на земле, но не дал права распо ряжаться ею. Потому линия фронта между губерниями России, вставшими на сторону красных или белых, часто совпадала с границами районов проживания помещичьих и государственных крестьян.

Первые уходили на сторону красных и не хотели возвращения помещиков, вторые оказывались на стороне белых, поскольку право работать на земле у них было и до 1917 года.

Крестьянские восстания 1918—1922 годов, в литературе последних лет стандартно именуемые русской Вандеей, действительно имели сходство с Вандеей французской конца XVIII столетия. Крестьяне протестовали против революции, которая затевалась якобы ради них, а на деле довела до полного обнищания. Крестьяне оплачивали Гражданскую войну не только собственным продовольствием и сырьем для промышленности, подвергаясь нескончаемым жестоким поборам, но и — что еще важнее — своими сыновьями. Вооруженные восстания против коммунистического режима, как и попытки крестьян распоряжаться результатами своего труда, этим режимом безжалостно подавлялись.

В октябре 1920 года главком Красной Армии С. С. Каменев в докладе правительству сообщал, что тысячи голодных крестьян в Воронежской, Тамбовской и Саратовской губерниях, просят у местных властей выдачи хотя бы части зерна со ссыпных пунктов. Зачастую, уточнял он, «эти толпы расстреливались из пулеметов»2.

В 1920 году крестьянская война распространилась практически на всю страну. По подсчетам ВЧК, в феврале 1921 года восстаниями было охвачено 118 уездов3. Размах сопротивления военно–коммунистическому режиму в различных районах был неодинаков. Наиболее крупными были выступления крестьян в Западной Сибири и Тамбовской губернии.

В связи с таким развитием событий советское правительство приняло специальное постановление, предписывающее главкому достичь «решительных и быстрых успехов в подавлении бандитизма и местных восстаний»4.

Для расследования причин и характера повстанческого движения в Тамбовской губернии была создана специальная комиссия.

«Неумелые, жестокие приемы губЧК… нетактичные меры по отношению к колеблющемуся крестьянству всколыхнули массу и дали противоположные отрицательные результаты… Продовольственная кампания Тамбовской губернии, проводимая как в 1919 г., так и в текущем 1920 г., не носила нормального характера… тяжелое продовольственное положение Республики заставляло агентов продорганов не церемонится с целесообразностью методов по выкачке хлеба»5, — констатировали ее члены.

В докладе НКВД в ноябре 1918 года главными причинами крестьянских выступлений были названы:

«недовольство мобилизацией в Красную Армию; хлебная монополия, реквизиция скота; проведение декрета об отделении церкви от государства; взимание с крестьян чрезвычайного налога; белогвардейская агитация; антисемитская пропаганда»6.

Квалифицировав крестьянские выступления как контрреволюционные («кулацкие элементы… составляли из себя главную и самую серьезную опору контрреволюционного движения в России»7), В. И. Ленин дал право беспощадно их подавлять.

В 1920 году население Советской России составляло 131,5 млн человек, из них 110,8 млн проживало в деревне 8. Поэтому крестьянская война закономерно вызывала тревогу большевистского руководства.

Н. Подвойский, М. Кедров и К. Мехоношин писали в ЦК РКП(б) 13 февраля 1921 года о том, что «нынешние крестьянские восстания отличаются от прежних тем, что они имеют программу, организованность и план»9, а потому особо опасны. Предлагалось прекратить демобилизацию из армии коммунистов и политработников.

С восставшими по–прежнему не церемонились. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть фрагмент из приказа командующего войсками Тамбовской губернии С. Н. Шикунова, изданного в начале сентября 1920 года:

«Наша задача — окончательное уничтожение банд противника, конфискация всего скота и имущества у крестьян, замешанных в пособничестве бандам… Отряду, действующему против с. Коптева, энергичным наступлением через Кензарь овладеть с. Коптево, конфисковать весь скот, отобрать инвентарь, хлебные припасы и вообще продовольствие… зажечь с. Коптево с четырех сторон, самим же отойти в Кензарь… Уничтожить банду в Новосильске, конфисковать скот, хлеб и все продовольствие. Хлеб и все продовольствие отправить на подводах в Тамбов»10.

На смену проддиктатуре, проводившейся с июля 1918 года, пришла продразверстка, согласно которой производящие регионы должны были сдавать 100% хлебных излишков.

При этом понятие «излишки» толковалось властями столь вольно, что, по сути, превратилось в тотальную конфискацию хлеба. Лица, не сдавшие излишки, подлежали суду с последующим тюремным заключением. Анкеты на лиц, заключенных в концентрационный лагерь за невыполнение разверстки в начале 1920 года в одной из Тамбовских губерний, свидетельствуют:

«24 человека из 32 были мужчины в возрасте от 20 до 50 лет, они подверглись тюремному заключению… Половина семей осужденных осталась без кормильца, с детьми — от 2 до 8 человек »11.

«Тамбовщина — это старо–эсэровское предприятие. Тамбовская губерния — это старинное гнездо эсэровских организаций.

Крестьянское повстанчество, как и всюду происшедшее от недовольства крестьян советской продовольственной политикой, началось сорганизовываться эсэрами в государственный организм еще с осени 1920 г. и даже еще раньше»12, — позиция Тухачевского совпадала с официальной, правительственной точкой зрения, предназначенной для непосвященных в истинное положение вещей как внутри страны, так и за рубежом.

Рост численности повстанческих отрядов на Тамбовщине казался фантастическим: от первых формирований, насчитывавших 60—80 человек, к концу августа 1920 года их было уже 600 человек. Когда 24 августа руководство восстанием принял А. С. Антонов, количество восставших увеличилось многократно.

А к сентябрю в губернии было около 15 тысяч вооруженных винтовками, копьями и вилами крестьян.

Фигура А. С. Антонова мифологизировалась как в советское время, когда он изображался бандитом–контрреволюционером, так и в постсоветское, когда его начали представлять «крестьянским Робин Гудом». На самом деле выходец из мещанской семьи, окончивший три класса уездного училища, семнадцатилетним юношей вступил в группу «независимых социал–революционеров». Несколько лет спустя он был сослан на каторжные работы за нанесение ранений должностному лицу. Несколько попыток сбежать на волю закончились заключением в Шлиссельбургскую крепость. Амнистирован в феврале 1917–го, год спустя возглавил первые антисоветские отряды в Тамбовской губернии, некоторое время, руководя при этом советской милицией одного из уездов. Служба в милиции давала Антонову возможность конфисковывать оружие и переправлять его в крестьянские партизанские отряды.

«Независимый», то есть не состоявший официально в партии, «сочувствующий» эсер Антонов отлично понимал, что без армии повстанческое движение не жизнеспособно, и занялся ее строительством. И достиг несомненных успехов.

Стремление организовать сильную, боеспособную армию завершилось объединением всех партизанских отрядов на губернском военном совещании 1921 года. Таким образом, у восставших антисоветских отрядов появилась регулярная армия, управляемая и относительно неплохо обученная (во всяком случае, по сравнению с другими регионами, где то и дело вспыхивали очаги массового недовольства), благодаря дезертировавшим из Красной армии солдатам, уже прошедшим курс военной подготовки, проверенный практикой. В январе 1921 года численность антоновских повстанцев «близилась к 40 тысячам бойцов, сведенным в две армии в составе 21 полка и отдельную бригаду»13. Тогда же в повстанческой армии были введены знаки различия.

Позднее успех в создании организованной армии восставших не мог не признать и сам Тухачевский:

«Антоновские армии в Тамбовской губернии были чисто милиционными организмами. Там полки формировались известными волостями, которые комплектовали их людьми и лошадьми и снабжали их всеми видами довольствия. В этой крепкой органической связи, существовавшей между полками и их территориальными округами, и заключалась вся сила Антоновщины»14.

Антоновцами был создан Главный оперативный штаб партизанских армий Тамбовского края, состоявший из пяти человек, избранных тайным голосованием. Возглавил его Антонов. Он ставил перед своими вооруженными отрядами многочисленные военно–политические задачи. В частности, инструкции предписывали создание конных отрядов внутренней охраны, наблюдение за передвижением частей Красной армии, борьбу со шпионами, пресечение дезертирства из партизанских отрядов, ведение пропаганды среди красноармейцевотпускников о невозвращении в свои части15.

У антоновцев была и отличная разведка. При каждой части существовала пулеметная команда, специальный палач и даже политический и агитационный отделы.

Крестьянский бунт в Тамбовской губернии, начавшийся в августе 1920–го, продолжался почти год. Организующим его ядром стал «Союз трудового крестьянства»

(СТК), представивший программные требования восставших.

Первые СТК в Тамбовской губернии появились осенью 1920 года.

Для руководства повстанцами был сформирован Тамбовский губернский комитет антоновского СТК, состоявший из трех членов: Плужникова («Батько»), Ишина и Шамова.

«Первый из них был активистом крестьянского движения 1909 г. в Каменке, политкаторжанином. Второй с 1907 г. находился под наблюдением жандармов как видный деятель кирсановских эсеров, имевший отношение к Поволжскому комитету ПСР. Примерно с 1908—1909 гг. он был связан с А. С. Антоновым и, вероятно, тамбовской группой «независимых» социалистов–революционеров»16.

Наиболее активным и авторитетным руководителем среди повстанцев был Плужников. За его подписью шла вся документация. При губернском комитете «имелся агитационный отдел… Вся агитационно–пропагандистская продукция штабов партизанских армий подлежала предварительному просмотру и утверждению этим отделом»17.

В прямом подчинении губернскому комитету находились уездные (укомы). Состоявший из членов укома суд, имевшийся в каждом уезде Тамбовской губернии, рассле довал дела по обвинению исключительно гражданских лиц в уголовных преступлениях, а также заподозренных «в коммунизме».

Антоновский СТК провозглашал немедленную бескомпромиссную войну с большевиками–насильниками, что означало дальнейшую абсолютизацию террора как тактического средства, которому Антонов и многие из его окружения были привержены с начала своей революционной деятельности. В начале 1920–х годов эти установки могли опереться на готовность крестьянства, придавленного «диктатурой пролетариата», к решительному боевому протесту. В программе повстанческого союза были четко сформулированы его стратегические цели.

«На первое место выдвигались две самые популярные среди крестьянских масс задачи: ликвидация деления властями граждан на классы (именно классовая политика большевиков вызывала широкий протест в деревне) и немедленное прекращение Гражданской войны и установление мирной жизни»18.

Кроме того, СТК декларировал следующие цели: свободу слова, печати, совести, союзов и собраний, проведение в жизнь закона о социализации земли,