Добежав до своей комнаты, Нэнси сорвала с себя ненавистное платье, которое, казалось, жгло ее, как пропитанное ядом, и рухнула на кровать.
Сначала она плакала, потом — просто лежала в каком-то оцепенении. Осторожный стук в дверь раздался примерно через час.
— Нэнси, открой... Открой, пожалуйста, это я!..
Она подумала: «Почему так долго? Или они все-таки решили закончить начатое?» — надела халат, открыла дверь и впустила Эрика.
— Прости, пожалуйста! — с порога начал он и попытался обнять ее. Нэнси ударила его по руке, и он недоуменно отступил, потирая ушибленное место. — То, что там произошло... не имеет ничего общего с нашими отношениями...
— Наших отношений больше нет, — оборвала его Нэнси. — И помолвки тоже не будет. Пойди скажи об этом своей... моей... матери — пусть побыстрее все отменит, а то гости скоро начнут собираться.
— Но как же ты не понимаешь — это случайность... простая случайность... я люблю тебя. Она ничего для меня не значит — это просто... случайно...
— Уходи! — перебила она его и, видя, что Эрик не двигается с места, закричала: — Уходи! Убирайся! Убирайся! — замахнулась... Он вылетел за дверь, и Нэнси, защелкнув задвижку, снова залилась слезами.
Снова к ней постучали еще через полчаса — на сей раз это был отец. Правда, сквозь дверь она хорошо разобрала голос матери:
— Наша маленькая глупышечка навоображала себе невесть что! Поговори с ней, может, она хоть тебя послушает! — И его резкий, но неразборчивый ответ.
Нэнси открыла дверь и снова легла на кровать, не зная, как сможет рассказать отцу о том, что произошло. Но говорить начал отец:
— Нэнси... — дотронулся до ее волос. — Нэнси, ты можешь мне не объяснять, я... я примерно представляю себе, что случилось. — Она подняла голову — отец сидел в своей коляске, какой-то сразу постаревший, и говорил запинаясь, словно бы через силу. — Ты добрая девочка, и... я знаю, что ты все время пыталась скрыть от меня... все это. Но... я, в общем-то, догадывался. Понимаешь, твоей матери очень важно чувствовать себя любимой и желанной. А я в последнее время не могу дать ей этого. Так что... ну, в общем, я люблю ее и хочу, чтобы она была счастлива...
— А я?
— Ты... ты не понимаешь... Она как бабочка — сама не ведает, что творит. Она же не хочет никому ничего плохого! Мне всегда было страшно умереть и оставить ее одну, она такая... беспомощная!..
— А я? — повторила Нэнси.
— ...Я прошу тебя, Нэнси, не отменяй помолвку! — продолжал отец, словно не слыша ее вопроса. — Я не хочу, чтобы пошли разговоры... сплетни — люди и так уже шушукаются.
В первый момент Нэнси не поверила своим ушам — как же так, он что, не видит, что это невозможно?! Но в следующий миг поняла — для него сейчас ничего не имеет значения... ничего, кроме Алисии. И она, Нэнси, тоже не имеет значения...
Внутри поднялась злая волна, заставившая ее спросить:
— И кроме того, удобно будет иметь прямо в доме кого-то, с кем она сможет чувствовать себя... любимой и желанной? Моего жениха... или мужа?
— Ты не имеешь права говорить так о своей матери! — Вспылил отец — и тут же сник. — Нэнси... я прошу тебя — ради меня. Ты сможешь разорвать эту помолвку хоть завтра, под каким-нибудь благовидным предлогом — но сегодня должна... обязана сделать вид, что все в порядке... чтобы никто ничего не мог сказать...
— Я завтра уеду, — медленно сказала Нэнси.
— Завтра — все, что хочешь. Но сегодня — пожалуйста, я прошу тебя...
— Хорошо...
Помолвка прошла точно так, как было задумано. Все восхищались Алисией, сумевшей организовать такой великолепный праздник; фотографы сделали пару снимков для раздела светской хроники.
То, что новоиспеченная невеста выглядела немного скованной и мало улыбалась, Алисия объясняла просто:
— Моя маленькая глупышечка поцапалась из-за какого-то пустяка с Эриком. Она еще такой, в сущности, ребенок! Ну ничего, милые бранятся — только тешатся!
Утром Нэнси зашла в кабинет к отцу, чтобы напомнить, что вечером уедет, — и была встречена упреками:
— Я надеялся, что ты хоть к утру одумаешься и оставишь эту свою идиотскую затею! Как мы объясним людям, почему ты уехала сразу после помолвки?
— Но мы же с тобой договорились?!
— Вчера ты была не в себе, и я готов был пообещать тебе все, что угодно, лишь бы ты не опозорила всех нас какой-нибудь глупой выходкой!
— Я?! Я опозорила?! — взорвалась Нэнси.
— Да, ты! Я ожидал от тебя большей ответственности и не думал, что ты меня так подведешь!
На крик прибежала мать — как раз в тот момент, когда Нэнси, не выдержав, крикнула:
— Ты хочешь, чтобы я осталась и объяснила всем, что рву помолвку, потому что застала своего жениха лапающим мою мамочку? Ты этого хочешь? И еще, может, рассказать, как ей это нравилось?
Алисия охнула, прижала руки к щекам и посмотрела на нее с ужасом, а отец заорал в ответ:
— Как ты смеешь так оскорблять свою мать, негодяйка! Хочешь уезжать — уезжай, но живи как хочешь! Я не обязан тебя содержать!
Вечером Нэнси уехала.
Ей было все равно, куда ехать, и она выбрала Нью-Джерси — там жили две ее школьные подруги. На первых порах Нэнси остановилась у одной из них и начала рассылать свои документы в различные колледжи, надеясь, что сможет получить где-то стипендию.
Ей везде отказывали. И не потому, что результаты тестов были плохими — наоборот! Но стипендии предназначались для выходцев из бедных семей, которые не могли сами оплатить учебу, а не для таких, как Нэнси. Кому какое дело, что ежемесячные поступления денег на счет прекратились — отец выполнил свою угрозу.
Он иногда звонил ей, разговаривал вполне по-дружески, но когда она заикнулась про деньги — отказал категорически, сказав: «Я тебя предупреждал!» Звонила и мать — как ни в чем не бывало. Расспрашивала, что носят «там, у вас на Востоке[1]», передавала приветы от многочисленных знакомых и советовала не огорчать отца и поскорее возвращаться домой.
Известие о втором инсульте отца и о том, что тот при смерти, пришло как раз тогда, когда Нэнси, поняв, что с учебой в этом году ничего не выйдет, устроилась работать на местную киностудию «ассистентом бутафора» — а фактически девочкой на побегушках и прислугой за все.
В живых она отца уже не застала...
Мать в черном траурном платье выглядела особенно утонченной и беспомощной. Она принимала многочисленных соболезнующих друзей, изящно рыдала в платочек и устроила прием по случаю похорон.
А Нэнси удивлялась — почему она ничего особенного не чувствует? Словно отец умер куда раньше, в тот день, когда умерла ее любовь к Эрику...
На похоронах Эрик стоял рядом с ней и даже попытался взять под руку. Нэнси отдернулась и смерила его возмущенным взглядом.
Уже дома мать объяснила:
— Ну... ты понимаешь, в глазах окружающих он по-прежнему твой жених. Мы с папой решили никому не рассказывать про твою нелепую выходку и говорили, что ты просто уехала учиться. Он так надеялся, что ты рано или поздно одумаешься и вернешься!
Отец не только надеялся — он сделал для этого все!
Когда вскрыли завещание, выяснилось, что дом он завещал жене и дочери — поровну, пополам. Все
