объект обожания. Он ушел с другой, даже не попрощавшись с ней, Эллой, после всего того, что было между ними сегодня вечером.

Ну хорошо же, лорд Эйвеналл. Он ее еще не знает. Она без устали преследовала его до сегодняшнего дня. А теперь у нее на это еще больше причин – ему не будет покоя, пока он не наберется храбрости сказать Элле, что не любит ее.

Сейбер не говорил, что не любит ее. Но он и не говорил, что любит. Как друг – да. Но она не собирается сдаваться. Ей, конечно, мало что известно о подобных вещах, но она знает, что мужчины часто ищут общества женщин определенного сорта, с которыми удовлетворяют известные потребности. Мысль о том, что Сейбер ищет утешения с кем угодно, только не с ней, терзала сердце. Но Элла решила быть стойкой и доказать Сейберу, что ему можно и не искать куртизанок, поскольку у него будет она, Элла.

– Элла погрузилась в задумчивость, – заговорщически промолвил Помрой Уокингем. – И так бледна, несмотря на свою золотистую кожу. Позвольте мне принести вам что-нибудь освежающее. Как это приятно – вновь зажечь румянец на прелестных щечках.

– Ну, это другое дело, – вмешалась Пришес. – А вот красный цвет не поможет оживить такой болезненный цвет лица, правда, мама?

Девлин предложил Элле руку, и она благодарно оперлась на нее. Родители направились сквозь толпу к выходу, и Девлин с Эллой вслед за ними.

– Нет, определенно красный цвет ей не идет, – сказала Пришес. – Так ты принесешь мне чего-нибудь освежающего, Помми?

Последнее, что услышала Элла, – это слова Пома: «Заткнись, Пришес!»

Отец Помроя Уокингема рыгнул и раскинул ноги, развалясь в кресле.

– Ты дурак, – пренебрежительно бросил он сыну. – Не надо мне было тебя слушать. Пошел бы с тобой – глядишь, все бы по-другому обернулось.

Помрой, сидя на алом бархатном диване, потянулся, чтобы налить себе еще мадеры. Вино перелилось через край и запачкало его панталоны.

– К дьяволу! – крикнул он. – Это не моя вина, говорю тебе. Откуда я знал, что появится этот проклятый Норт и вскружит ей голову. А потом и Эйвеналл, черт бы его побрал! Эйвеналл, с его-то изуродованным лицом. А она смотрит на него так, словно он сам Господь Бог!

Отец поддернул полы вышитого шелкового китайского халата, обнажив худые ноги.

– Надо было мне с тобой пойти, – повторил он, опрокинув бокал в рот и жадно высосав остатки вина. – Посылать мальчишку – последнее дело.

Если бы он мог избавиться от этого старого ублюдка, подумал Помрой. Если бы только он мог найти способ обрести свободу. Он бы жил так, как ему нравится. И никто больше не называл бы его мальчишкой.

В комнате было жарко. Окна закрывали зеленые бархатные портьеры. Богато украшенные хрустальные лампы освещали отцовскую коллекцию скульптур – обнаженные женщины в чувственных позах.

Помрой тоже бы сейчас не отказался от обнаженной девицы в чувственной позе. Ему нужна живая и сию же минуту.

– Ты должен был найти способ выманить ее на улицу, – сказал отец и закашлялся, брызгая слюной. – Ты говорил, что Хансиньор был занят беседой с Кэстербриджем, – и ты не смог справиться с этой девчонкой?

– Я же объяснял, все испортил Норт. Отец пренебрежительно махнул рукой:

– Норт ничего собой не представляет. Деньги, Пом, деньги! Такие, как Хансиньор, не продают даже своих так называемых дочерей за деньги. Мне следовало… Черт, что там за шум?

В холле слышались возбужденные голоса – один женский, а другой, без сомнения, принадлежал Боггсу, дворецкому, от которого не было никакой пользы, но которого отец не хотел увольнять.

– Три часа утра, – проворчал отец. – Какая наглость – наносить визиты среди ночи.

– Уже утро, – поправил его Пом.

Отец попытался погрозить ему пальцем, но лишь яростно рубанул воздух.

– Уважение, мальчишка. Я требую от тебя уважения.

– А я требую то, что ты мне обещал, – возразил Помрой, устав изображать смирение. – Я хочу получить эту девчонку. Она моя.

– Ну конечно, она твоя. Мы ее получим – чего бы это ни стоило. Скажи Боггсу, чтобы он прекратил шуметь. Скажи ему, что он продажная задница. Скажи ему это.

– С удовольствием, – заверил его Помрой, но в этот момент в комнату вошел объект его ненависти.

Нечистый цвет лица, нос картошкой, запавшие глаза под нависшими бровями, жирные щеки – Боггс явился перед хозяином, пыхтя и отдуваясь.

– Что за шум, дьявол тебя раздери? – воскликнул отец, махнув рукой в сторону вестибюля. – Ты, Боггс, ни на что не годишься. Продажная задница, вот ты кто.

– Как вам угодно, милорд, – прогнусавил Боггс, поклонившись. – Там к вам молодая дама. Я сказал ей, что вы не принимаете, но она меня не слушает. Очень настаивает, милорд. Лорд Уокингем будет рад ее видеть, говорит. У нее к вам очень важное дело.

Боггс был словоохотлив – никогда не ограничивался одним словом, где можно было сказать пять. Помрой выпрямился в кресле.

– Молодая дама, говоришь? Как ее имя? – Элла наконец-то образумилась и решила пасть в его объятия. Ее праведный папаша убедил ее, что лучше покориться.

– Ее зовут Пришес, – хихикая, провозгласила Пришес, входя в комнату. Увидев лорда Уокингема, она нахмурилась и остановилась. – А это еще кто? Я думала, это твой дом, Помми.

– Убирайся, Боггс! – рявкнул отец. – Объяснись, Пом. Кто эта нахалка?

– Нахалка? – взвизгнула Пришес. Боггс, все еще кланяясь, удалился, прикрыв за собой дверь. Огненно- рыжие волосы Пришес были уложены заново, она накинула голубой плащ поверх бледно-голубого платья. – Этот старикашка назвал меня нахалкой, Помми.

– Этот старикашка, – произнес Помрой, улыбаясь, – лорд Уокингем. Мой отец.

– О! – Она склонила голову набок и выпятила губки. – Мне следовало приглядеться повнимательнее. Теперь я поняла, от кого ты унаследовал благородные черты лица и физическое совершенство, Помми. Добрый вечер, милорд. Я забыла, что вы здесь. Я в общем-то пришла переговорить с вами обоими. Мы с Помми подружились. Я его очень высоко ценю.

– Неужели? – Глаза отца были прикованы к ее груди, что выпирала из низкого выреза платья. Ряд мелких пуговок с голубыми камешками натянулся на лифе платья.

– Мы с Помми хорошо понимаем друг друга, правда, Помми?

– Это так, Помми? – спросил отец, обнажив зубы в похотливой усмешке, которую Помрой так хорошо знал. От предвкушения развлечения свидетельство его возбуждения стало еще заметнее.

– Вы были у нас дома в Ланкашире и нанесли визит моему отцу – преподобному Эйблу из…

– Моего отца не интересуют эти подробности, – поспешно перебил ее Помрой. – Я хотел присоединиться к вам тогда, отец, но повстречался с Пришес, когда отводил лошадь в стойло и… и немного задержался.

Лорд Уокингем усмехнулся, живот его затрясся под шелковым халатом.

– И что же дочка священника делает в Лондоне во время сезона? Я полагаю, вы здесь именно ради сезона?

Пришес отстегнула плащ, сняла его и бросила на спинку кресла.

– Родители понимают, что мне нужны перспективы. Я их единственный ребенок, и они решили, что можно пожертвовать многим, – только бы я подыскала себе выгодную партию.

– Ты имеешь в виду, они надеются, что найдется дурак, который купит эти огромные титьки и таким образом обеспечит благополучие их семьи.

Помрой вскинул брови. Пришес коротко кивнула.

– Да, что-то в этом роде, милорд. Но ведь их нельзя за это винить, правда?

– Конечно, нет, – согласился отец. – Надо сказать, не очень-то они заботятся о своем капитале, позволяя тебе шляться по Лондону в такой час.