- Нет - вы не за мной, вы не должны меня трогать, - странно заявил травмированный. - Бегите отсюда лучше. Быстрее бегите. За мной должны прийти.
Снизу застрекотали автоматы - на первом этаже уже хозяйничали погромщики.
Разговаривать с задержанным здесь не получится - надо его быстро вытащить. Но как? Куда? Они на здоровых ногах еле сюда пробились - страшно подумать, как будут отсюда выбраться с покалеченным на руках.
Игорь, будто читая мысли Рощина, уверенно произнес:
- Я знаю, как можно выбраться из города. Надо только дотащить эту тушу до того расстрелянного «Камаза».
Нелегкая задача, да и что он там придумал? Но Рощин другу доверял полностью (да и своих разумных идей пока не было):
- Хватаем его под руки и тащим. Здание длинное, они, похоже, в противоположном краю. Здесь можно будет спуститься?
- Можно, - кивнула женщина. - Но ему больно будет - нога сильно переломана.
Рощину на неудобства покалеченного гада, замешанного хрен знает в чем, было плевать:
- Синий - хватай его под левую!
- Нет - ты под левую, я с другой стороны. Если что - стрелять будет удобнее.
Разумный довод - Игорь ведь не левша. Богданов, грубо вырванный из теплого ложа, болезненно вскрикнул на первом же шаге, но никто не обратил на это внимания. Стрельба внизу не утихала и, похоже, быстро перебиралась на второй этаж. Женщина, распахнув остекленные двери, указала на лестницу:
- Вот - вниз бегите и там увидите дверку на улицу. Она на щеколде изнутри прикрыта, так что откроете.
- Мать, а ты? Бегом с нами - стреляют же.
- А я потихоньку через подвал, к остальным. Дверку там прикрою потом брезентом грязным - может не заметят.
Рощин, сжав зубы, кивнул:
- Спасибо мать. Не попадись им. И это… ты извини, но нельзя нам здесь оставаться.
Сегодня ему не первый раз приходится бросать людей или отворачиваться.
До «Камаза» добирались минут десять, но по ощущениям, это тянулось минимум десять часов. Если бы Рощина заставили писать отчет, у него бы ушла пачка бумаги. Один выход из больницы чего стоил - до конца своих дней он будет помнить тот неописуемый ужас, когда вожделенная дверца за лестницей не открылась, а пальба неумолимо приближалась. Щеколду отодвинули, но дальше все застопорилось. Не сразу поняли, что в панике давили не в ту сторону. А прямо за дверью оказался темно-зеленый бок бронетранспортера. Хорошо, что рядом с ним автоматчики не крутились - обливаясь холодным потом друзья незаметно перетащили покалеченного Богданова за угол.
Богданову, наверное, добавили немало новых переломов - его несколько раз приходилось бросать на асфальт, укрываясь от глаз убийц. Под конец он уже даже вскрикивать при этом перестал - все что болело, уже отболело. Один раз их, похоже, кто-то заметил - по кустам, в которых троица укрылась, начал стрелять автоматчик. Бил издалека, без азарта, и подходить ближе почему-то не стал. Но отползать под пулями было некомфортно - Богданову после этого сильно захотелось в туалет, но его просьбу проигнорировали.
Забрались в кузов грузовика, и только сейчас Синий соизволил пояснить детали своего гениального плана:
- Здесь четверо убитых гадов. Стащим с них противогазы и пуховики, напялим на себя. Грузовик заведенный остался - на нем и поедем. В кабине стекла потрескались от пуль, да и в противогазах все на одно лицо - проскочим легко.
- Напролом на грузовике переть?
- А у тебя есть идея получше?
- Нет.
- Тогда сиди здесь и не высовывайся. Тащу первого.
Синий, выскользнув на открытое место, ухватил за ногу один из трупов, подтащил его к борту:
- Помогай!
Рощин перехватил тело, вдвоем его загрузили в кузов. Присев, полковник сорвал с головы вязаную шапочку, нетерпеливо стащил противогаз.
И впал в ступор.
Синий, ухватив к тому моменту второе тело, чуть ли не шипя, взмолился:
- Ты спишь там, что ли? Помоги же!
Очнувшись, Рощин, двигаясь как робот, помог другу затащить в кузов второе тело. Игорь забрался следом, на ходу пояснив:
- Хватит парочки - пассажир твой в кузове поедет. С такой ногой ему в кабине делать нечего - она у него не сгибается.
Только сейчас осознав, что взгляд у Рощина какой-то странный, Синий посмотрел в сторону первого тела и, отвесив челюсть до колена, изрек невероятно нецензурную фразу в которой одновременно наличествовали вопрос, восклицание, удивление, констатация крайней странности увиденного и уверенность в том, что разнообразные неприятности дальше будут лишь усиливаться.
Рощин у ответить было нечего - повернувшись к хнычущему Богданову, он указал на тело:
- Эй! Ты! Это кто такие?!
- Свинки это, - скривившись, ответил страдалец.
- Какие, мать твою, свинки?! - выдохнул Синий.
Рощин, присев от нахлынувшей слабости в ногах, еле слышно произнес:
- Если Махров, падло, не наврал, их здесь четыреста миллионов.
Противогаз и в прохладную погоду таскать неприятно, а уж летом и подавно - пот с лица ручьями струился. Пуховики, естественно, значительно усиливали дискомфорт. Хорошо хоть не стали ватные штаны натягивать - иначе через пять минут можно рухнуть от теплового удара. И вдвойне хорошо, что догадались раскурочить фильтры - дышали свободно. Кстати - фильтры оказались не угольными, а вроде как ватными. Какой толк от таких? Бессмыслица, как и многое, что сейчас происходит.
Синий вел грузовик уверенно - хотя за рулем «Камаза» сидел впервые. Но бывшему офицеру раньше доводилось гонять на технике несопоставимо тяжелее - навыки сохранились. Вел машину с непринужденностью профессионально таксиста - Рощин даже завидовать стал его невозмутимостью и хладнокровию.
Сам полковник чувствовал себя будто на иголках с электроподогревом. И было отчего - куда ни глянь, везде эти твари с автоматами и на бронетехнике. На «Камаз» они не обращали внимания, но если обратят - конец. Не уйти им - они на всех улицах.
Несмотря на давящую угрозу, Рощин автоматически анализировал увиденное. Он обратил внимание, что чаще всего встречаются старые бронетранспортеры, вооруженные крупнокалиберными пулеметами - наряду с «Камазами» они являлись главной техникой агрессоров. Пореже, но тоже чуть ли не на каждом шагу, можно было встретить новенький БТР с автоматической пушкой и устаревший танк. Еще реже попадались старые «Акации» и «Тунгуски»[21]. Неприятельская пехота шастала с автоматами, изредка попадались боевики с ручными пулеметами. Другого оружия Рощин у них не заметил.
Все, на чем ездил враг и все из чего стрелял, было хорошо знакомым - родным. Все это до сих пор состояло на вооружении российской армии - оружие и техника испытанные временем. Ничего новейшего, экспериментального или «супернавороченного» Рощин не заметил - простенько и надежно. Не заметил он и боевой авиации, что радовало - для полного счастья здесь не хватало только штурмовых вертолетов.
Синему, очевидно, не хватало общения - заскучал:
- Слышь, Серега - ты что-то говорил про четыреста миллионов этих тварей. Не хочу тебя расстраивать, но если они все здесь, то нам выбираться придется долго. Они, наверное, на каждом метре Крыма сейчас.