«Да, партизаны… Тут Сергий тоже прав…»

Поначалу партизанские группы и отряды возникали стихийно. Им нужна была помощь, централизованное управление. Главнокомандующим всем партизанским движением в стране поставили Ворошилова, а начальником Центрального партизанского штаба назначили первого секретаря Белорусского ЦК партии Пономаренко.

Сталин прекрасно знал и того, и другого. Ворошилов опирался на тех, кто и в мирное время обладал организаторскими умениями, на партийный актив и комсомольцев — молодых, горячих, спортивных. И смог развернуть сеть сопротивления. Но — в основном в городах! А в сельской местности крестьяне сами уходили в леса. В партизанские отряды они сорганизовывались не по указке подпольных обкомов и райкомов комсомола, а по каким-то своим глубинным соображениям.

Религиозную подоплёку некоторых событий Сталин прояснил для себя в беседе с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко.

— Обратите внимание, товарищ Сталин, — сказал тот. — Самый значительный успех врага — в местностях со слабым влиянием православия. В Прибалтике с удовольствием идут на сотрудничество с оккупантами. В областях Украины, приверженных униатству, немцы легко находят молодых людей, желающих служить у них в армии. У Гитлера почти нет проблем в южных русских областях, где сильно обновленчество — хотя, казалось бы, живоцерковники лояльны Советской власти…

Сталин, попыхивая трубкой, внимательно рассматривал карту. Где и какие живут народы и каких они придерживаются обычаев и верований, он знал получше многих. Постучал по карте пальцем. Сказал, как бы продолжая мысль собеседника:

— А там, где русский мужик хранит верность московскому патриаршему престолу, растёт массовое партизанское движение. Лозунг «За веру, Царя и Отечество» продолжает работать. Так, товарищ Пономаренко? Вы это хотите сказать? — и своими пронзительными жёлтыми глазами посмотрел на начальника Центрального партизанского штаба.

Он давно знал, насколько сильна и значима вера. Ему ещё в двадцатых годах было ясно, почему партячейки на местах терпят поражение в борьбе с религией. Просто организация со старыми, устоявшимися традициями всегда сильнее молодой, неопытной организации! Тем более что коммунизм — идеология пролетариата, ведущего борьбу против эксплуатации наёмного труда, а русский крестьянин, особенно на севере страны, всегда работал на себя, в наём шёл редко, и марксистская заумь, особенно после исчезновения класса помещиков, никак не могла его заинтересовать. А вера, уж если она была, для крестьян значения не потеряла.

Пономаренко смешался:

— Вы не подумайте, товарищ Сталин, что я за религию гуторю. Я ж понимаю, что это мракобесие… Так сказать, дурман… То есть опиум для народа.

— Угу, — Сталин спрятал в усы улыбку. — Я, напомню вам, не состою в обществе воинствующих безбожников. И мы тут не вашу политическую стойкость проверяем, а обсуждаем методы отпора врагу. Так что?

— Простите, товарищ Сталин, — опомнился Пономаренко. — Да, лозунг продолжает работать. Есть отряды, которые прямо создали местные батюшки. Церковь обладает огромным опытом организации людей. Это надо использовать.

Несколькими годами раньше, в 1938-м, Сталин послал его в Белоруссию, велев прекратить репрессии. Заканчивался период, который он про себя называл Второй гражданской «юридической» войной. Его противники, замаскировавшиеся леваки всех мастей, сажали в тюрьмы сторонников реконструкции, а его, Сталина, сторонники сажали противников. А некоторые руководители не могли разобраться, что к чему, и сажали кого ни попадя, лишь бы не отличаться от других. Пленум ЦК партии в январе 1938 года постановил прекратить это безобразие, но кое-кто не унимался.

— Чего они добиваются? — спросил Сталин. — Что им нужно? Там так много людей пострадало, а они до сих пор продолжают репрессии. Поезжайте, наведите порядок.

— А как это сделать? — спросил Пономаренко.

— Идите в тюрьму, — посоветовал Сталин. — Берите дела, знакомьтесь с ними, вызывайте осуждённого, выслушайте его, и если считаете, что он осуждён ни за что, открывайте двери — и пусть идёт домой.

— Но, товарищ Сталин, местные власти и органы НКВД могут быть недовольны моими действиями и воспротивятся.

— Да уж конечно, не для того они сажали, чтобы кто-то пришёл и выпустил. Но ведомств много, а первый секретарь ЦК один. Если не поймут, поясните им это.

Так Пономаренко и сделал.

Позже он докладывал на Политбюро, кого освободил и за что сидели люди. Приводил примеры. Одного осудили за то, что часто шастал через границу. Он жил в местечке, которое оказалось разделённым на польскую и нашу части. Зарабатывал тем, что гнал хороший самогон. А в Польше сухой закон. Как же не отнести туда самогона? Иногда и к нему приходили с польской стороны. Рыдз-Смиглы, до того как стал маршалом, даже ночевал у него, наугощавшись в компании с полковником Беком, будущим министром иностранных дел Польши. Пономаренко велел этому самогонщику идти домой. Тот упирался, кричал: «Сначала пусть завтрак дадут».

Другой сиделец, поэт, написал стишок про Сталина. По первым буквам строчек получился акростих: «Сталин вош». Пономаренко и его отпустил, сказав посадившим: «Вы неграмотные люди. Вошь пишется с мягким знаком».

В итоге почти всех выгнал из тюрьмы.

Политбюро одобрило его работу, а Сталин сказал:

— Передайте поэту, пусть и о тараканах не забывает.

«Тараканы, да… „Смеются усища“… Не было чувства юмора у подонка Ежова, скольких загубил за чепуху. А нам пришлось потом вот такими способами, вручную „чистить“ тюрьмы, освобождая людей.

Первыми тогда отпустили священников… А теперь, несколько лет спустя, мы опять упираемся в религиозный вопрос».

— Сибирские дивизии, погнавшие Гитлера с нашей земли, тоже ведь укомплектованы в местах, где крепки традиции православия старого обряда, — задумчиво сказал Сталин. — А кстати, товарищ Пономаренко, вам известно, что на днях в Ельне, на передовой, открыли храм?

— Нет, я не знал, товарищ Сталин. Я ведь больше вникаю в дела, происходящие с той стороны, где партизаны.

— Да, открыли православный храм. Совершили молебствие перед советскими воинами с пожеланием им победы. И нам провозгласили многолетия, — и Верховный Главнокомандующий засмеялся, довольный этим фактом.