– Своими звуками!

Упаннишшур поджал губы и озадаченно почесал коротко подстриженную бородку. Не иначе как у жены началось обострение лицедейского комплекса. Выходит, настой из корня донного широколиста не помог.

– Ты сама это видела?

– Что?

– Как Отци извлекает из нитей звуки, которые пугают людей?

– Да все вокруг только об этом и говорят! – женщина сделал широкий жест рукой, как будто комната была полна людей. – Пора положить этому конец!

Упаннишшур снова почесал бородку. Затем протянул руку, взял глиняный кувшин и плеснул в чашку целебного настоя.

– Выпей, – протянул он чашку жене. – Ты слишком взволнована.

– Кончай делать из меня дурочку!

Взмахнув рукой, женщина выбила чашку из руки Упаннишшура. Чашка ударилась о стену и раскололась на три почти одинаковых осколка. А женщина гневно сверкнула глазами, развернулась на голых пятках и вылетела из надстройки.

Упаннишшур почесал бороду.

Наверное, стоило догнать ее и заставить вернуться. Но Упаннишшуру страшно не хотелось это делать. Без жены в надстройке было так тихо, спокойно и уютно. Только когда жены не было рядом, Упаннишшур мог поверить в то, что у него есть дом.

Упаннишшур не придал большого значения истории о странных нитях Отциваннура. Но спустя несколько часов, выйдя прогуляться, он услышал ту же самую историю от соседа, человека здравомыслящего и уравновешенного. История, рассказанная соседом, звучала не столь драматично, как та, что слышал Упаннишшур от жены, но по сути обе они были похожи. В интерпретации соседа, звуки, извлекаемые Отциваннуром из странных нитей, не приводили людей в ужас, но раздражали их, не давали спокойно отдохнуть, насладиться покоем.

– Причина в том, что это звуки искусственного происхождения, – сделал свой вывод сосед. – А следовательно, не несут в себе никакой смысловой нагрузки. Бессмысленность и пустота звуков вызывает у людей раздражение. Это все равно, как сделать из глины полый внутри шар. Вроде бы, сосуд, но ни налить, ни вылить ничего нельзя. Только и остается, что грохнуть его о стену.

Упаннишшур, уже в который раз за день, принялся скрести ногтями бороду.

Распрощавшись с соседом, Упаннишшур отправился на причал. Просто так, без ясной цели. Ему хотелось обдумать услышанное, а дома сделать это было невозможно, – в любую минуту могла вернуться жена, пустая болтовня, да что там болтовня, само присутствие которой было совершено несовместимо с размеренным мыслительным процессом. Почему так происходило, он и сам не мог понять, но стоило только жене переступить порог надстройки, как все мысли в голове Упаннишшура, уже почти выстроенные в ровную логическую цепочку, превращались в кусок старого мочала, концы из которого торчали во все стороны. Поэтому, когда требовалось что-то обдумать, Упаннишшур старался уйти подальше от дома.

На причале Упаннишшур встретил человека, который занимался тем, что проверял, насколько хорошо и надежно скреплены между собой плоты Квадратного острова. Это был единственный обитатель Квадратного острова, который не знал своего имени. А от всех попыток придумать ему имя или хотя бы прозвище он категорически отказывался. Несколько лет назад он приплыл к острову на двух плотах, один из которых сразу же отдал под общественный огород. Никто не поручал ему следить за тем, как причалены друг к другу плоты Квадратного острова, – человек без имени сам взялся за эту работу. Выполнял он ее с таким старанием и усердием, что, наблюдая за ним, Упаннишшур думал порой, что вот наконец-то он видит человека, нашедшего смысл жизни хотя бы для себя одного.

Упаннишшур рассчитывал перекинуться с человеком без имени двумя-тремя ничего не значащими фразами и проследовать дальше, в сторону Безопасного угла, но, к своему удивлению, вновь услышал про Отци-дурачка.

Человек без имени лично наблюдал за тем, как развлекается с нитями Отциваннур. Он так и сказал – «развлекается», потому что, в отличие от прочих, не усмотрел в занятии Отци ничего предосудительного. И тем не менее он тоже обратил внимание на то, что многие присутствующие болезненно реагировали на звуки Отциваннуровых струн.

– Нет, звуки не пугали людей, – отмахнулся человек без имени от высказанного Упаннишшуром предположения. – Скорее, они вселяли в них какое-то странное, неосознанное беспокойство… И возбуждение. Вроде как… – человек без имени покрутил головой, подыскивая нужное сравнение. – Вроде, как утки, которые перед штормом крякать начинают.

Нет, человек без имени вовсе не считал новую игрушку Отциваннура опасной. И он был категорически против того, чтобы запретить дурачку забавляться со струнами, – а такое мнение, судя по всему, кем-то уже высказывалось.

– Отци пусть и дурачок, а все равно права те же, что и все, имеет, – рассудительно заметил человек без имени. – Насильно слушать свое бренчание он никого не заставляет. А ребятишкам, я заметил, это даже нравится. Вот если Отци начнет по ночам со струнами забавляться, тогда другое дело, нужно будет принять меры. Но Отци, хотя и дурачок, – человек без имени лукаво подмигнул Упаннишшуру, – но глупостей-то не делает.

После разговора с человеком без имени Упаннишшур решил, что нужно самому посмотреть, что там на сей раз придумал Отциваннур. Хотя бы для того чтобы составить собственное мнение на случай, если кто-то снова примется обсуждать с ним ту же тему.

Не откладывая дело в долгий ящик, Упаннишшур распрощался с человеком без имени и, обогнув причал, направился к центру острова.

Шагая по проложенным между плотами узким настилам, Упаннишшур то и дело вежливо кивал и помахивал рукой, отвечая на приветствия островитян, каждого из которых он знал не только в лицо, но и по имени. Людей на Мелководье было не так уж много, а на память Упаннишшур пока не жаловался.

А в самом деле, сколько людей живет на Мелководье?