Дам тебе на флейте поиграть!
— Ты что несешь? Рявкнула я.
Он осклабился и протянул мне свой телефон.
Сначала на экране ничего не было. А потом загорелись ярко-желтые буквы: «Что общего у Меган Чейз с холодным пивом?» Я разинула рот. Текст сменила картинка. Моя фотография Со Скоттом, на парковке, в обнимку. Скотт широко улыбался. Но только на этот раз — у меня челюсть отпала! — я оказалась по пояс обнаженной и недоуменно таращилась на зрителей пустыми глупыми глазенками. Конечно, фотошоп: тело на фотографии было некрасивое, тощее, кукольно-бесполое, грудь плоская, как у двенадцатилетки. Я застыла, сердце перестало биться, а на экране высветилась вторая половина сообщения.
«Она такая же доступная дешевка!»
Сердце у меня ушло в пятки, щеки запылали. Я в ужасе перевела взгляд на Скотта: его Друзья зашлись хохотом, показывая на меня пальцами. В столовой звонили все сотовые телефоны, и я буквально физически чувствовала расходившиеся вокруг меня волны смеха. Я задрожала, в глазах защипало от слез.
Закрыв лицо ладонями, я бросилась прочь, пока не успела совсем по-детски расплакаться. Вслед неслись взрывы хохота, ядовитые слезы горько жгли глаза. Я умудрилась пересечь всю столовую, ни разу не запнувшись о скамейки или собственные ноги, рывком распахнула двери и вырвалась в коридор.
Следующий час я просидела в дальнем углу женского туалета, горько всхлипывая и мечтая уехать в Канаду или на Фиджи — далеко, как можно дальше! В этом штате я Никогда больше не осмелюсь никому показаться на глаза»
Наконец слезы иссякли, я перестала всхлипывать и задумалась о том, какая же я в последнее время несчастная.
«Наверное, мне должно быть лестно, — с горечью подумала я, затаив дыхание, потому что в туалет вбежала стайка младшеклассниц. — Скотт не поленился самолично разрушить мою жизнь. Держу пари, такого еще никто не удостаивался. Вот повезло-то! Я величайшая в мире неудачница».
К глазам опять подступили слезы, но плакать я уже устала и на этот раз сдержалась.
Сначала я собиралась прятаться в туалете, пока уроки не кончатся. Но если в классе заметят мое отсутствие, то здесь начнут искать первым делом. В общем, в конце концов я набралась мужества и тишком добежала до медицинского кабинета: притворюсь, что дико разболелся живот, и укроюсь у школьной медсестры.
Медсестра оказалась совсем маленького росточка — даже тапочки на толстой подошве не помогали, — но ужасно грозная: седые волосы стянуты в тугой пучок, кожа сморщенная, будто Скорлупа грецкого ореха, кончик носа украшают крошечные очочки в золотой оправе. Едва я просунула голову в кабинет, она одним взглядом немедленно дала мне понять: без глупостей тут!
— Ну-ну, мисс Чейз, — промолвила она высоким тонким голосом и отложила свой блокнот в сторону. — Что это вы тут делаете?
Я моргнула, удивляясь, откуда она меня знает. Я бывала в медицинском кабинете только однажды, когда мне по носу случайно засветили футбольным мячом. Тогдашняя медсестра, высокая и костлявая, крупными зубами походила на лошадь. А эта незнакомая пухлая морщинистая старушка смотрела на меня как-то странно.
— Желудок болит, — пожаловалась я, картинно хватаясь руками за живот. — Мне нужно полежать немного...
— Конечно, мисс Чейз. Вот там, за дверью, есть койки. Я вам принесу лекарство.
Я кивнула и зашла в соседнюю с кабинетом комнату, разделенную на несколько отсеков широкими занавесками. Кроме нас с медсестрой, здесь никого не было.
Отлично. Я выбрала угловую койку и легла на застеленный клеенкой матрас.
Через несколько минут появилась медсестра с одноразовым бумажным стаканчиком. Внутри пузырилось кипящее нечто.
— Выпей, станет получше, — сказала старушка и вручила мне стаканчик.
Я уставилась на шипящую белую жидкость, которая сильно пахла шоколадом и какими-то травами, — у меня даже глаза заслезились.
— Что это? — спросила я.
Медсестра улыбнулась и молча вышла из комнаты.
Я сделала осторожный глоток; тепло разлилось по горлу и стекло прямо в желудок. Вкус был невероятный, насыщенный, как у лучшего в мире шоколада, с тончайшим горьковатым послевкусием. Я проглотила остатки лекарства в два глотка и даже перевернула стаканчик вверх дном, чтобы слизнуть последние капли.
Почти немедленно захотелось спать. Я прилегла на скрипучую койку, закрыла глаза буквально на минуточку и провалилась в забытье.
Проснулась я от негромкого, как бы намеренно приглушенного разговора совсем рядом, за занавесками. Попробовала пошевелиться, но тело точно спеленали, а голову набили опилками. Я силилась не закрывать слипающиеся глаза. По ту сторону занавески виднелись два силуэта.
— Не теряй головы, — предостерег серьезный низкий Голос.
«Медсестра», — поняла я в полубреду. Интересно, даст ли она мне еще того же шоколадного лекарства?
— Помни, твоя работа — присматривать за девочкой. Не привлекай внимания.
— Мне? — переспросил мучительно знакомый голос. — Привлекать внимание? Да никогда!
Медсестра хмыкнула.
— Если вся группа поддержки превратится в мышей, Робин, я расстроюсь. Ты же знаешь, дети смертных слепы и жестоки. Мстить нельзя, как бы ты ни относился к девочке. Особенно теперь. Есть более насущные проблемы.
«Это сон, — решила я. — Наверняка и вообще, чем меня напоили?»
В тусклом свете палаты два силуэта на фоне занавески двигались странно и удивительно. Медсестра казалась еще меньше, чем прежде, едва ли трех футов ростом. Вторая тень выглядела еще более необычно, нормального размера, но со странными отростками на голове... не то рога, не то уши?
Тень повыше со вздохом опустилась на стул и скрестила длинные ноги.
— Я тоже это слышал, — пробормотал голос. — Ходят темные слухи. При дворах беспокойно. Как будто все чего-то испугались.
— И потому ты должен оставаться ей защитой и хранителем. — Медсестра обернулась и с вызовом уперла руки в боки. — Удивительно, что ты еще не напоил ее дурман-вином. Сегодня ей исполнилось шестнадцать. Пелена спадает с глаз...
— Знаю, знаю, я как раз хотел! — Тень уронила голову на руки. — Сегодня днем займусь. Как она?
— Отдыхает, — ответила медсестра. — Бедняжка, она так расстроилась. Я дала ей слабенькое сонное зелье — проснется, когда можно будет ехать домой.
Смех.
— В прошлый раз от твоего «слабенького» зелья кое-кто две недели проспал! А еще призываешь вести себя прилично!
— Она дочь своего отца, — заявила медсестра. — Ей не повредит.
А может, мне это только померещилось. Все вокруг меня расплылось, как будто в плохо сфокусированном объективе, и какое-то время я ничего не слышала и не чувствовала.
— Меган!
Меня трясли за плечи. Я недовольно помотала головой, не понимая, кто я и где, и наконец пришла в себя.
В глаза как будто по ведру песка насыпали, ресницы слиплись и никак не разлеплялись. Я застонала, потерла глаза и подслеповато уставилась в обеспокоенное лицо Робби. Я моргнула, и на лице друга возникла обычная широченная улыбка.
— Просыпайся, просыпайся, спящая красавица, — поддразнил он меня, и я с трудом села. — Везет тебе,
