там чего, но и разглядывают руки и ноги, не колюсь ли я снова, а скоро начнут проверять, как я вымыл уши. Да еще гонят взашей всех моих знакомых! Теперь нельзя и поговорить ни с кем, кроме матери. Будто я прокаженный. Только о чем нам говорить? О чем же еще…
Узнать бы про Еву. В квартире, где мы с ней жили, никто не открывает. Даже туда я ходил украдкой. Забежал после смены — и опрометью домой, чтобы мать не заметила опоздания. Она даже отпуск за свой счет оформила. И все ради меня.
Что же с Евой? Может, сейчас приходила она? Хотя бы ради этого нужно ускользнуть от твоей слежки, мама. Если хочешь знать, я люблю ее. А это разве жизнь? Восемь часов в день носиться курьером по типографиям. И то еще мать черт-те кого подняла на ноги, чтобы меня вообще взяли. Наркоман, да еще с судимостью. Кому такие нужны? Вечно обиженное выражение отцовского лица. Словно этой своей отсидкой я навредил не себе, а ему. Но ни слова попреков. Похоже, мама его здорово обработала. Потому и предпочитает помалкивать. Только постоянный контроль. Все в боевой готовности, как мышеловка на взводе. Никакой личной жизни. И это в двадцать три года!
По дороге с работы заскочить к Зденеку. Никто другой не пришел в голову. До его квартиры — крюк небольшой, мама и не заметит. Вдруг он знает что-нибудь про Еву?
Осторожные звуки. Наконец шарканье ног за дверью.
— Кто там?
— Михал.
Смотрит через дверной глазок. Плавающий зрачок, расширенный чуть не на полсантиметра. Ломки!
— Тебя кто послал?
— Никто. Просто хочу кое-что узнать. — Михал переступает с ноги на ногу. Снова допрос. Господи боже.
— Никто? — угрожающе повторяет Зденек.
Михал качает головой.
— Никто! — на всякий случай громко говорит он.
— У меня ключа нет, — доносится изнутри.
— Не заливай! Как же ты выходишь? — Михал невольно улыбается.
От этой улыбки Зденек, похоже, конфузится.
— Через окно во двор.
— Ну и дела, — заключает Михал. И по коридору, ведущему к подвалам, выходит на двор.
— Правда тебя никто не посылал? — еще раз спрашивает Зденек, отступая от окна, чтобы Михал мог влезть.
— У тебя окно все время открыто, даже когда тебя нет?
— А что тут красть? Уже нечего. Так всем и передай.
— Ну какого черта ты идиотничаешь? — взорвался Михал.
И наконец влез на подоконник. Да, ничего себе видик…
На полу ворох грязных вонючих тряпок, разбитая мебель, вдоль стен какие-то останки конструкций из досок и брусков, распоротые матрацы, полупустые консервные банки, грязь и тлен. Ни одной вещи, которую не побрезгуешь взять в руки. Михал вдруг понимает, что просто не сможет войти в эту комнату. И облокачивается на оконную раму.
— Что тут случилось? — вырывается у него.
Трудно даже вообразить, что такая помойка — результат постепенного распада. Скорее, тут взорвалась граната или кто-то в один миг перевернул все вверх дном.
— Они мне тут микрофоны понатыкали. Постоянно приходится все проверять.
— Кто? — ужасается Михал. До него наконец доходит, что Зденек мечется в тисках психоза.
— Да Рихард же! Он мне мстит. Хочет меня уничтожить! — Зденек лихорадочно шарит глазами по комнате.
— Рихард в тюрьме. Не сходи с ума! — как можно осторожнее начинает Михал.
— А эти его глаза каждую ночь? Эти раскосые глаза убийцы? — выдавливает Зденек.
— Сдурел? Не может же он каждую ночь из тюрьмы сматываться, — возражает Михал.
— Значит, это его люди! Он ими на расстоянии управляет. Гипнозом! — Зденек сам поразился своей догадке и схватил Михала за рукав. — Он все может!
Только теперь Михал заметил, что Зденека колотит лихорадка.
— Тогда скажи, как ты до этого допер, ну, скажи, — Михал старался говорить спокойно.
— Он хотел, чтобы я снова втянулся в эти его свинства. А то ты не знаешь? Не валяй дурака! Сразу, как умерла бабка, он подсунул мне в ящик бутылку с кайфом!
Бабка, отметил про себя Михал. Вот почему здесь такой бардак…
— Ну, а ты?
— Само собой, перестал лазить в ящик. Покупал только чистый кайф. На толчке. Чтоб он не мог свою погань подсыпать.
Михал недоверчиво оглядел разоренную квартиру.
— А на что брал?
— Не корчь из себя идиота. Мне бабка сто двадцать тысяч оставила. Накопила с пенсии. И с утиля.
Сто двадцать тысяч? Ничего себе! Да на сто двадцать тысяч уже можно кое-что предпринять. Ну, хотя бы кругосветное путешествие.
— Не дури! И ты вот так живешь? — Он еще раз огляделся вокруг. По куче грязного тряпья, похоже, прошмыгнула мышь.
— Да денежки давно уже тю-тю! — взорвался Зденек. — И не свисти ты, черт подери, будто ни хрена не знаешь. Эти суки в конце концов спелись с Рихардом. Все вы с ним заодно! Толкали мне дозу за сотню. Потом за две! Как пить дать, его работа! Думаешь, я ничего не знаю? Вы сожрали меня, вот чего он добивался. Кинули!
— Зденек, не дури…
Тот раскинул руки, как Христос на распятии.
— Нет у меня ни шиша! Все, что было, давно спустил! Так и скажи ему. Я ведь знаю, это он тебя послал. Все вы у него на службе. Скоты! За дозу и родную мать продадите! Он меня выпотрошил, понимаешь? Я пустой. Выставил вчистую! Теперь-то он может успокоиться. Чеши к нему. Что тебе я? Нет у меня бабок. Так и передай. Может, на радостях он тебе кубиков пять отвалит. Ну, все. Просек фишку? Я в ауте. Двигай отсюда! Ну понял, двигай!
Он вдруг нагнулся.
— Зденек, — начал было Михал. И еще успел заметить, как тот замахивается отломанной от стола ножкой. — Не валяй дурака…
Свистящий звук. Смертоносный кусок дерева пролетел где-то рядом с его головой. Михал машинально присел. Больше ничего нельзя было сделать. Треск за спиной. Ножка от стола угодила в деревянный сарай у забора. Ноги Михала вдруг начали действовать самостоятельно, раньше, чем получили сигнал от мозга. Еще не успев что-либо сообразить, он уже выскакивал через окно.
— Скоты! Скоты! Скоты! — неслось вдогонку. И снова удар в деревянную стену сарая, едва Михал свернул к выходу.
Однажды утром у дома поджидает Гонза.
Словно вычислил, каково мне теперь.
— Это ты заходил? — проясняет Михал ситуацию.
— Ну да, — Гонза не собирается комментировать. — У меня ломовая идея. Гешефт на все сто.
— Если ты о химии, сразу говорю нет.
Вот бы мама порадовалась! Не может же она всю жизнь оберегать меня от жизни.
— Брось. Тут совсем другое. Никакой чернухи. Слушай, я на принудиловке был с одним типом, так он про это в каких-то книжках вычитал. Вроде есть наркотик, который давали японским камикадзе перед
