миров', которые многие считают 'животными' или 'богами' о могуществе солнца в своей философии[9].
Филотим спрашивает, что за книга у Гермеса в руке, и узнает, что это книга 'О тенях идей'[10], относительно которой сочинитель не знает, стоит ли оглашать ее содержание. Филотим замечает, что никакой великий труд не появился бы на свет, если бы дать волю таким сомнениям. Как говорили египетские жрецы, промысел богов не прекращается, несмотря на время от времени издаваемые Меркуриями-запретителями указы. Разум не перестает просвещать, и видимое солнце не прекращает светить, несмотря на то, что и не все мы и не всегда смотрим на него.
В разговор вступает Логифер и ссылается на множество ученых – магистра Адхока, магистра Скоппета и так далее, – которые ни во что не ставят искусство памяти. Он приводит мнение магистра Псикотеуса, что ничего полезного нельзя извлечь из мнемоники Туллия, Фомы (Аквинского) или Альберта (Великого)[11]. Логифер прекрасно осведомлен в медицинских методах улучшения памяти – какая нужна диета, какой режим. Такие сведения он считает намного более полезными, чем пустое и обманчивое искусство памяти с его образами и фигурами. В ответ на речь Логифера Филотим замечает, что вот так вороны каркают, волки воют, лошади ржут и так далее. Ясно, что Логифер – один из тех, кому стоит прислушаться к предостережению Мерлина и не обсуждать недоступные темы.
На этих семи-восьми начальных страницах диалога 'О тенях идей', написанного в Париже перед поездкой в Англию, уже набросана та схема, по которой будут строиться написанные в Англии диалоги, – и в том, что касается системы персонажей, и в том, что касается образного ряда. В изданных в Англии диалогах излагающий новую коперниканскую философию мудрец носит имя Филотео или Теофило и воплощает самого Ноланца; у него есть и восторженные ученики, и придирчивые оппоненты, критикующие его педанты. И преобладающий образный ряд изданных в Англии диалогов тоже здесь присутствует – восходящее солнце таинственного откровения (которое соответствует 'коперниковской' естественной философии), создания света и создания тьмы, выступающие соответственно в защиту и против откровения – точно так же, как педанты со своими антисолярными свойствами выступают против мудрецов.
И из диалога в 'Тенях идей' ясно, что наставник Филотима – а следовательно, и наставник для Филотео, или Теофило, то есть для Ноланца, для Джордано Бруно, – это Гермес Трисмегист. Книгу о новом искусстве и новой философии вручает Филотиму Гермес; а это книга 'О тенях идей' Джордано Бруно, которая на самом деле написана Гермесом – то есть это книга о магии, о самой могущественной солнечной магии. Аллюзия на Плач из 'Асклепия', где сказано, что в последние, дурные времена религия египтян будет запрещена указами[12], соотносит это новое герметическое откровение, доверенное Джордано Бруно, с египетской религией – религией разума, или ума, несводимой к культу видимого солнца. Согласно августиновскому толкованию Плача, запрещали эту религию законами христиане, чья более чистая вера вытеснила египетскую. А согласно Бруно, ложные христианские 'Меркурии' подавили более высокую веру египтян – перед нами антихристианская интерпретация герметизма, многочисленные примеры которой из сочинений Бруно будут приведены позже.
Со всем уважением к предостережению Мерлина и не надеясь, что имеем право причислить себя к солнечным животным или птицам, попробуем все-таки проникнуть поглубже в таинственные Тени идей.
Книга построена по тридцаткам. Сначала идут тридцать коротких параграфов, или глав, об intentiones (устремлениях) – то есть о поисках божественного света посредством устремления воли к его теням или отражениям[13]. Здесь есть несколько отсылок к кабалистам и к образности Песни Песней Соломона. В качестве иллюстрации приведено колесо, разделенное на тридцать обозначенных буквами секторов, с солнцем в центре[14]. Все 'устремления' направлены к солнцу – не только к видимому светилу, но и к божественному разуму, образом которого солнце является. Колесо с буквами, безусловно, является луллистским элементом и соответствует принципу Луллия класть в основу искусства атрибуты Божества, обозначенные буквами. Возможно, есть здесь связь и с теми лекциями о 'тридцати атрибутах Божества', которые Бруно читал в Париже и текста которых у нас нет[15].
Затем идут тридцать коротких глав о 'понятиях идей'[16]; здесь перед нами расплывчатый неоплатонизм, с несколькими упоминаниями Плотина. Но в первую очередь, хотя и без прямых цитат, Бруно имеет в виду 'Стяжание жизни с небес' Фичино. По сути, он намекает здесь – хотя и очень неясно – на 'плотинизацию' небесных образов у Фичино и готовит читателя к спискам этих образов, на которых основана магическая система памяти.
Эти списки занимают значительную часть книги[17]. Они разбиты на тридцать групп, каждая из которых вмещает пять образов, что дает в итоге сто пятьдесят образов.
Сначала идут образы тридцати шести деканов и первым, разумеется,
восходит в первом лице Овна темный человек огромного роста с горящими глазами, гневным лицом и облаченный в белое одеяние[18].
Бесстрашный Бруно без колебаний запечатлевает в памяти образы египетских демонов деканов. Как указал Э.Гарэн[19], этот список, приписанный Тевкру Вавилонянину, Бруно почти целиком заимствовал из 'Тайной философии' Корнелия Агриппы[20].
Затем идут сорок девять планетных образов, по семь на каждую планету. Например:
Первый образ Сатурна. Человек с оленьей головой, на драконе, с совой, пожирак› щей змею у него в правой руке[21].
Планетные образы Бруно близки к образам Агриппы[22], хотя и с отдельными вариациями. Затем идут двадцать восемь образов для домов Луны, и отдельный образ Draco lunae [Дракона Луны – символ лунной орбиты][23]; все они очень близки к образам у Агриппы[24]. Наконец, Бруно приводит тридцать шесть образов, соответствующие двенадцати домам, на которые делится гороскоп[25]. Эти образы необычны, и пока что для них не найден источник. Возможно, Бруно их придумал (Агриппа, главный его авторитет, говорит, что для конкретных надобностей астрологические образы можно придумывать)[26]. Бруно был мастером в составлении или изобретении магических образов, поскольку его последняя, изданная в 1591 году, книга посвящена составлению образов, причем имеются в виду образы магические или талисманные[27].
Бруно обратился к талисманам Фичино со всей возможной пылкостью и отбросив все христианские оговорки Фичино, поскольку верил, что герметический Египет лучше христианства. А знакомым с магической литературой читателям само название его книги напоминало о магии, поскольку Чекко д'Асколи, знаменитый чародей XIV века, сожженный на костре, в своем некромантическом комментарии к 'Сфере' Сакробоско цитирует некую 'Книгу о тенях идей' ('Liber de umbris idearum'), которую приписывает Соломону[28]. Отвергая христианство и безоговорочно принимая герметический Египет, Бруно возвращается к более темной, более средневековой некромантии, но в то же время сохраняет и изощренную 'плотинизацию' талисманов, воспринятую от Фичино. Сколь бы странным это ни показалось, но я полагаю, что 'тени идей' Бруно – это действительно магические образы, архетипические образы на небесах, более близкие к идеям в божественном Уме, чем дольние вещи. И возможно даже, что и Фичино, часто пользуясь словом 'тени', имел иногда в виду то же самое.
Магические образы размещались на колесе памяти, которому соответствовали другие колеса, с помощью которых можно было запомнить и все материальные вещи земного мира: стихии, минералы,
