— Ну и что?

— Поясок. Тот самый поясок без платья, который мы нашли в квартире Лизы Донцовой, принадлежит платью той, что была убита в Мисхоре.

Жаров даже присвистнул от удивления. Выходит, женщина, убитая в Мисхоре, была связана с Лизой, убитой на пляже. Она была у нее дома и оставила там свой поясок. И обе были убиты в один и тот же день.

— А у меня тоже новости, — сказал Жаров и протянул следователю кулон, найденный на пляже.

Выслушав его короткий рассказ и соображения по этому поводу, Пилипенко усмехнулся:

— Ты всюду видишь мистику, а все объясняется гораздо проще. На что похож этот кулон?

— На каплю воды, на запятую…

— На клюв, на клык, на червяка… — подхватил следователь. — Это всего лишь инь. Или ян. Если сложить с другим таким же кулоном, получится известный восточный символ.

— Инь-ян упоминаются в письме!

— Да. Мне знакома эта вещица. Она продается в киосках, кажется, ее делают в Симферополе. Изначально это медальон с двойной цепочкой, круглый, инь и ян. Но если его разломить, а он специально так сделан, что его можно легко разломить, то получится два кулона: один — инь, другой — ян. Игра для влюбленных. Кто-то покупает медальон и носит его, пока не встретит свою половину. Когда ему кажется, что он ее встретил, то разламывает медальон и отдает вторую часть ему или ей, соответственно.

— Получается, что Олег и Лиза были знакомы давно, и про любовь с первого взгляда он тоже насвистел?

— Да он много чего насвистел… И я допрошу его при первой же возможности. А сейчас у нас другое, не менее интересное дело.

— То, что ты нашел этот кулон на пляже, — подал голос до сих пор молчавший Минин, — не говорит впрямую о том, что парень и девушка были знакомы раньше.

— Но это же очевидно! — воскликнул Жаров. — Одна половина у него, другая — у нее.

— Если подумать, то можно принять и другую версию.

— Какую, например?

Минин не ответил. Машина остановилась перед двухэтажным домом.

Слишком много в этом деле квартирных хозяек, подумал Жаров, когда очередная, уже третья хозяйка провела их в комнату убитой.

Двое оперативников огляделись по сторонам, быстро натянули перчатки и, не сговариваясь, двинулись к противоположным стенам. Минин распахнул планшет, готовясь вести протокол обыска.

— Стойте! — вдруг встрепенулся Пилипенко.

Оперативники замерли, словно в детской игре.

— Кто-то уже побывал здесь до нас, — сказал следователь. — Смотрите: ящики стола не задвинуты. Пепельница валяется на полу. Постель явно ворошили.

Вывод напрашивался сам собой: причиной убийства могла быть какая-то важная вещь, которая находилась в этой комнате. Жаров внимательно осмотрелся вокруг, надеясь первым определить, что именно здесь пропало.

Минин отложил блокнот и принялся фотографировать явные следы проведенного обыска. По многим признакам было видно, что здесь орудовал непрофессионал.

— Витя, не трогай тут ничего! — прикрикнул Пилипенко на Жарова, который склонился над опрокинутой пепельницей.

— А я и не трогаю, — невозмутимо огрызнулся Жаров.

— А ты, — следователь повернулся к Минину, — поищи-ка для начала все возможные отпечатки.

— Я не трогаю, — повторил Жаров. — Я просто рассматриваю окурки этого крепкого «Ирбиса».

— Что? — удивленно отозвался Пилипенко.

— «Ирбиса», — сказал Жаров. — Того самого, с наблюдательных постов.

— Початый блок «Ирбиса» в ящике серванта, — механическим голосом сообщил оперативник и, не оборачиваясь, показал коробку на вытянутой руке.

— Так. Вот и найден тот, вернее, та, кто следил за Донцовой Лизой.

— Видеокамера с телеобъективом на полке серванта, — доложил оперативник.

— Кассета?

— Без кассеты, — последовал ответ.

— Здесь же: цифровая камера с десятикратным зумом.

— Без флэшки, — догадался следователь.

— Да. Тот, кто был здесь до нас, забрал всю информацию, — подтвердил оперативник.

— При девушке не было никаких вещей, даже документов и мобильного телефона. Очевидно, убийца и их забрал с собой.

— Паспорт на имя Павловой Инны Степановны, — тотчас донесся голос оперативника. — В верхнем ящике стола.

— Регистрация?

— Москва.

Пилипенко вдруг сорвался с места и быстро прошел на кухню. Жаров проследовал за ним. Кухонная утварь была почти не тронута, в мусорном ведре валялись опорожненные консервные банки.

— Ничего себе, женщина! — воскликнул Жаров. — Так может питаться только какой-нибудь командировочный.

— Возможно, она и была своего рода командировочной, — сказал Пилипенко и открыл газовую плиту.

Вскоре он извлек оттуда две пластиковые коробки и портативный компьютер.

— Это по твоей части, — сказал он, протягивая компьютер Жарову.

Журналист поискал глазами розетку, поводя в воздухе штепселем, и через несколько минут на дисплее засветилась оболочка Windows. Пилипенко тем временем раскрыл коробки.

— Набор отмычек, — объявил он. — Аптечка.

Минин вошел в кухню и склонился над столом, перебирая пузырьки и пеналы.

— Вот он! — воскликнул эксперт. — «Эр-эйч-сан шестнадцать», в просторечии — «солнечный удар». Упаковка из пяти капсул. Не хватает одной.

Жаров не удивился. Он был уверен, что многие нити сойдутся именно здесь, в этой квартире.

— Как тебя угораздило заглянуть в газовую плиту? — спросил он.

— Элементарно, — сказал Пилипенко. — Курортники всегда делают свои тайники именно здесь.

— Тайники?

— Ну да. На случай кражи, что не редкость, хранят свои ценные вещи. Еще в унитазных бачках, но это, в основном, мужчины прячут спиртное, чтобы было чем утешиться, если ограбят.

Жаров меж тем пощелкал клавишами, поводил пальцем по экранчику мыши. Многие файлы и папки были запаролены; судя по их названиям, там хранились фотографии. В одном открывшемся файле была электронная копия записной книжки из мобильного телефона убитой девушки. Первым же номером значилась некая Агния.

— А вот и адресат таинственного письма, — сообщил Жаров следователю.

Тот достал свой блокнот и списал с дисплея номер.

— Еще один документ, — подал голос оперативник из комнаты.

Пилипенко и Жаров выглянули из кухни. Рука в белой перчатке демонстрировала коричневую книжицу.

— Павлова И.С., — прочитал оперативник. — Сотрудница московского частного сыскного агентства «Филин».

Больше ничего существенного найдено не было, но и найденное казалось вполне достаточным для построения новых версий.

Пилипенко в глубокой задумчивости уединился на балконе. Жаров видел его сгорбленную спину на