научают нас духовной жизни. Их письма люди переписывали от руки — такая была в них великая польза. В этих письмах правильное, неискаженное православие. Святитель Игнатий Брянчанинов собрал наставления святых отцов в книге “Отечник”. Они жили так, что жизнью своей угодили Богу и заслужили высшие награды человеческие: венцы в Царствие Небесном. Это истинные наши учителя, нужно стараться подражать им. Нужно, как и они, всегда думать о Боге, о Его святости, благости, милосердии, любви, о Его делах, страдании, терпении, кротости, смирении, о том, как нам угодить Богу…

А закончил батюшка словами:

— Учителя смирения — вот какие нам нужны наставники. Потому что смирение — самый короткий путь ко спасению! Аминь!

— Спаси, вас, Господи! — зазвучало со всех сторон.

Батюшка скрылся в алтаре и тут же, отворив Царские врата, появился со Святой Чашей:

— Со страхом Божиим и верою приступите! — возгласил батюшка и стал читать молитву: — Верую, Господи, и исповедую...

И толи от золотой Чаши, толи от самого батюшки разлился по храму необыкновенный свет: будто солнце, привлеченное необыкновенным таинственным действом, опустилось с неба, раздвинуло массу вековых древ и заглянуло в церковное оконце. И заблистало от его огненного взгляда все вокруг: батюшкина риза, оклады икон, подсвечники, паникадило. И сами свечи вдруг будто воспрянули и засветили ярче и веселей…

А причастники, положив земной поклон, неспешно подходили к Святой Чаше.

— Тело Христово приимите, — пели на клиросе, — Источника Безсмертнаго вкусите...

Подошла и Анна Петровна, кто-то поддерживал ее сбоку под руку. Поклониться земно она не могла, но сделала это мысленно, и так это получилось ясно — будто на самом деле. По щекам катились слезинки — от радости, что свершилось, от того, что слышит она батюшкины слова:

— Причащается раба Божия Анна Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов своих и в жизнь вечную.

Как же, действительно, близко! Шаг — и вот она благая вечность с Богом! Господи, слава Тебе!

 Она запивала и все плакала от сугубой радости, кому-то, может быть, непонятной и странной. И одно лишь было сейчас на уме: слава Тебе Господи, слава Тебе!

После отпуста все хором запели тридцать третий псалом “Благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих...” и потянулись целовать крест. Каждый уже норовил задать батюшке свой вопросик, но тот пока отвечал односложно. У кого что-то важное, подойдут позже...

Так всегда и было. Батюшка становился на солею у южных (если в Георгиевском храме) диаконских дверей, терпеливо выслушивал всех, кто к нему подходил и отвечал, что сделать и как поступить с пользой для спасения души. И не только отвечал, но — поразительно! —  каждого батюшка чем-то еще и наделял: кого-то пузырьком со святым маслицем, кого-то тряпочкой-святынькой, кому-то давал пачку чая, соль и почти всем брошюрки со святоотеческими наставлениями. Еще пару лет назад, когда цены на книги были не столь высоки, он раздавал их в одни руки десятками — даже самые толстые и дорогие. Не было больше в городе ни одного храма, где бы делали что-то подобное! Требы стоили у него так дешево, что попавшие сюда первый раз просто не верили глазам и переспрашивали. “Так ведь это на автобусе два раза проехать — а здесь за эту же цену повенчаться можно!” Все заказные службы, молебны, годовые, срокоусты — все, чего остальные храмы получали главный доход и поэтому держали высокие цены — здесь стоило сущие копейки. Действительно, что толку говорить о нестяжательности, о милосердии — и показывать пример в обратном? Батюшка говорил, для того чтобы наши слова возымели должную силу, необходимо подкрепить их самым делом, то есть самому прежде выполнять все, о чем говоришь, а иначе ты будешь лишь искушать ближних. Поэтому так сильны были его слова и его молитва — в этом и был его главный секрет — он прежде, чем призывать к подвигу других, сам в полной мере все исполнял. Он во всем преуспел и был безупречен: в посте, в нестяжательности, в доброте и милосердие, в прощение обид и оскорблений, в неустанной молитве, в настойчивости и усердие в изучении слова Божия и творений святых отцов. Так думала Анна Петровна и едва ли кто мог бы ее в этом поколебать!

Как же ей хотелось сейчас поговорить с батюшкой! Тем более что так редко теперь удавалось приезжать. Но ее оттеснили... Какая-то дама громко выясняла, что ей делать с ее молитвой, которая вдруг стала скудной, что трудно ей подолгу сосредоточенно стоять перед иконами, ведь так много дел. Звучало это в ее устах совершенно неестественно, наигранно, но батюшка серьезно отвечал:

— Можно молиться, не стоя на молитве. Всякое возношение ума и сердца к Богу есть молитва настоящая. Например, про апостолов сказано, что они непрестанно молились.