Иногда Анна Петровна сидела во дворе на скамеечке под липами, в уютном для отдохновения местечке. Больше сидела одна, так как дворовым сударушкам давно было известно ее полное нежелание слушать сплетни и пересуды. “Удаляйтесь людей негодных и суетных, больше думайте о божественном и вечности”, — учил батюшка Валентин, и она размышляла, не упуская, впрочем, возможности сказать что-то полезное на спасение души. Если кто-то и подсаживался к ней, так наверняка с каким-то вопросом касательно церковной жизни. Ведь все мы члены Церкви, размышляла Анна Петровна, все имеем одни обязанности, но почему-то большинство считают себя непричастными к отеческим церковным уложениям, благочестие считают делом монахов и свихнувшихся старух. Но ведь это общая норма, для всех? Грехи любезны, доводят до бездны; что запасешь, то и с собой понесешь — так сказала бы она каждому, но только кто бы ее стал слушать? Ее спрашивали, но более о внешнем, не имеющим отношения к главному — спасению души. “Кому и как поставить свечу? Можно ли снять порчу в церкви? Какой молитвой вылечиться от болезни? Как избавить мужа от пьянства?..”

Да, можно поставить свечу, можно молиться за мужа пьяницу... Но нет лекарства от скорбей, ибо скорби сами и есть лекарство. Вот только чтобы это понять, нужно... Что? Что для этого нужно? Анна Петровна, конечно же, знала — надо, например, бывать по воскресеньям на обедне у батюшки Валентина и слышать из его уст: “Бог друзей Своих врачует напастями, дабы ими от грехов очистились... Благодарить в скорбях и бедах — заслуга большая, чем давать милостыню...” или еще не менее важное: “Господа ничего так не умилостивляет, как исповедание грехов...”. В общем, надо быть членом Церкви и выполнять все, что положено выполнять, не выбирая что больше по нраву. Все — от корки до корки. Иначе получится как с ее соседкой Анфисой из квартиры напротив...

Анфиса как-то подсела на эту самую скамейку и, помолчав чуть-чуть, спросила:

— Болею, Анна Петровна, как на пенсию вышла, так и полезли у меня хвори — одна к одной. Как быть? Может свечек поставить куда? Анна Петровна, вы ведь должны знать?

— Куда ж нам без болезней? — вздохнула Анна Петровна, — Давно в храме-то были?

Анфиса неопределенно пожала плечами:

— Не помню, на Пасху может?

— Вот-вот! А надо каждую неделю, как в заповеди четвертой сказано: седьмой день Господу Богу твоему. Нарушаем заповеди, вот и болеем. Причаститься вам следует, покаяться прежде, а потом причаститься.

— Надо наверное. Это когда можно сделать?

Анна Петровна подробно объяснила соседке как следует готовиться, как поститься, и особенно предостерегала от того, чего делать никак нельзя:

— С вечера, после двенадцати, нельзя ни есть, ни пить — это важно!

В субботу Анфиса действительно пошла в храм, исповедалась, а на утро причастилась. После зашла к Анне Петровне.

— Знаете,  — сказала с раздражением, — дурацкие эти правила “ни есть, ни пить”. Зачем? Почему? Я вот чая утром попила, и ничего — причастилась. Устарели эти правила, менять пора.

— Да что ж вы наделали? — всплеснула руками Анна Петровна.

Но Анфиса и слушать не стала, повернулась и ушла. А на следующий день она сломала ногу. Садилась в автобус, но водитель раньше времени закрыл дверь и тронулся: ее, с защемленной в дверях ногой, протащило по асфальту. Перелом был очень сложный и несколько месяцев несчастная Анфиса мыкалась между домом и больницей... Поняла ли она, осознала? Может быть, только Анны Петровны стала она с тех пор сторониться и разговоров с ней избегала — будто боялась чего.

Но что бы ни случилось — на все воля Божья и никогда не следует ее скрывать! В этом Анна Петровна была уверена непоколебимо. Не следует прятать правду от ближних, пусть и не примут они ее по озлоблению сердца своего, по затемнению разума. Пусть осудят, пусть рассмеются в лицо, но кривить душой никак нельзя. И вообще, странно было Анне Петровне: чем же это так заняты люди, что совсем у них не остается времени, минутки даже, чтобы задуматься о духовном, о вечном, невзирая на то, что ежедневно, ежечасно хоть что-нибудь, малость какая, но, по милости Божией, побуждает их к этому?..

Старушка, Лидия Григорьевна, немногим-то и младше, подошла как-то и поинтересовалась:

— Анна, чевой-то все муж покойный во сне приходит и просит картошки вареной ему принести. Я уж и носила раза два на кладбище, а он опять пришел и просит?

— Да не нужна ему твоя картошка! — без затруднения разгадала сон Анна Петровна. — Усопшим