ее желании? Она ведь обожала своего папу и никогда не приносила ему горя своими сумасшедшими выходками. Он ошибался», – размышляла Беатрис, комкая желтую бумагу телеграммы.

Она сожалела, как сожалела всегда о чем-либо, что причиняло ему боль. Но в то же время она была счастлива в тайных своих мыслях и пребывала в восторге, что теперь наконец-то Мэри Медуэй покинула ее дом.

В то же самое время Беатрис проявила особую заботу об Уильяме, когда он вернулся домой. Он выглядел таким постаревшим, усталым и одиноким, что его боль немедленно стала ее болью. Она не могла вынести взгляд его покрасневших глаз, его молчание, не могла смотреть на его осунувшееся лицо.

Она позвала доктора Ловегрова, чтобы дать Уильяму успокаивающее лекарство, а затем лежала всю ночь, прислушиваясь к его тяжелому дыханию во время сна, после того как он принял лекарство. Если бы только она могла плакать о Дези, ей казалось, что она заключила бы ее в объятия ради того, чтобы всем было хорошо. Но она просто не могла перешагнуть через старое непреодолимое чувство и не сожалела, что Дези уехала. Маленький кукушонок вылетел из гнезда. И дом снова стал ее собственным.

На следующий день Уильям рассказал подробности. Дези была одета в простое белое платье одной из балерин, он уверен, что его дала Карсавина. Дези держала букетик гвоздик и белых маргариток, очевидно, по просьбе Сергея, и выглядела, как простая деревенская девушка в опере или балете. Совершенно очаровательная, но не его дочь.

– Счастлива? – спросила Беатрис.

– О, она сияла, – неохотно сказал Уильям. – Она витает в облаках и выглядит зачарованной, словно этот молодой мужчина в некотором роде божество. Мне показалось, что он выглядит совершенно чуждым мне с его скуластым лицом и раскосыми глазами.

– Но они любят друг друга, – пробормотала Беатрис.

– Ох, они совершенные Ромео и Джульетта! Я сделал все от меня зависящее, Беа, но не смог образумить Дези. Она сказала, что, если я не дам согласия на ее замужество, они будут просто жить в незаконном браке. И я верю, что она решилась бы на это!

Конечно, она решилась бы на это, как дочь своей матери…

Из-за долго скрываемой тайны Беатрис не сказала вслух этих слов. Она взяла руку Уильяма и выстрелила другими:

– Пожелаем им счастья. Я знаю, каково тебе будет и как будет недоставать Дези.

– Я никогда не свыкнусь с этой мыслью.

– Но, дорогой, она должна была выйти замуж за кого-нибудь. Ты не можешь удержать ее навсегда. Она не Флоренс. Ты же не хочешь, чтобы она была такой, ведь не хочешь?

Уильям поморщился.

– Я не хочу иметь больше владельцев магазинов в моей семье, мне достаточно тебя. Если бы это была не Россия… Такая нецивилизованная страна! Как сможет утонченная девушка выдержать там?

– Право, я думаю, мой дорогой, что Дези более жестока, чем ты считаешь ее. И говоря о России… ты никогда не поедешь туда, как ты думаешь? Возможно ты совершишь путешествие будущим летом? Флоренс может посоветовать тебе. Тогда, если Дези посчитает, что она совершила ужасную ошибку, ты сможешь избавить ее от… Ведь ты сможешь? Я уверена, что развод в данном случае не будет так труден или скандален. К тому же у Эдвина есть друг, он в Британском посольстве, в Москве, он поможет. Конечно, это только предположение. Я искренне надеюсь, что Дези будет счастлива. Почему бы нам не откупорить «Вдову Клико»? Хочешь? Мы можем выпить за счастье Дези и Сергея.

Уильям взял ее руку. Она почувствовала, как нежное пожатие пронзило все ее тело, его хрупкое дерево – ее скалу. Это не было желанием, которое только иногда могло вернуть ее в прошлое. Она не поддерживала Уильяма, когда он прикасался к ней. Он всегда так делал. Наконец-то сейчас он сделал это с таким желанием и благодарностью.

Редкие письма Дези (потому что в России отвратительная почта, говорил Уильям) были веселыми, как песня жаворонка.

«У Сергея и меня две комнаты над квартирой его родителей. Из окна нашей спальни я могу видеть, верите или нет, вишневые деревья! И я преклоняюсь перед его родителями, которые очень похожи на личность Толстого. Я пытаюсь учить русский язык побыстрее, чтобы разговаривать с ними. В их присутствии мы радуемся их певучему языку. А еще я учусь готовить русские блюда. Скажите повару. Он знает, ведь я не могла разбить даже яйцо, что мама Сергея считает позорным невежеством…

Начал идти снег, и Сергей обещал мне первое катание на санях. Сергей очень добрый, самый чудесный муж. Как я могу рассказать вам, на что это похоже, когда лежишь под теплым стеганым одеялом с моим дорогим мужем, и на подушках рядом голова к голове смотрим на снег, падающий за окном. Сергей говорит, что этот звук похож на аплодисменты руками в перчатках фешенебельной английской публики, когда там танцует Нижинский…

Вчера я видела царя и царицу и четырех их дочерей, когда они ехали. Я сделала реверанс, и все они вернули мне поклон, совершенно очаровательно, но Сергей сказал, что они не пользуются таким уважением, как британская королевская семья. Крестьяне так плохо относятся к властям, но боятся выражать свое мнение. И еще он сказал, что Россия начинает бояться немецкого милитаризма. Что скажет об этом Эдвин? Я очень боюсь, что он осуждает меня, поскольку думает, что я опозорила семью. Он всегда был невероятным снобом, с этим бароном и баронессой и элитарными военными полками и тому подобное. Если я опозорила семью, то пусть папа и мама успокоятся и знают, как я бесконечно счастлива».

Флоренс уклончиво отнеслась к этим, несомненно беззаботным письмам. Она сказала, что это случайное замужество, может быть, послужит уроком Дези и вернет ее к установке Беатрис на будущее в «Боннингтоне».

Флоренс со своим союзником Джеймсом Брашем (который, по мнению Беатрис, был очень умным) думали о модернизации магазина.

Все, что было известно о королевском дворе, это отдельные даты. Каждый говорил, что со смертью Эдуарда, короля – прожигателя жизни, и уединенной жизнью оставшейся в тени, все еще красивой, но окостеневшей и ставшей инвалидом королевы Александры, роскошные дни монархии кончились. Да, народ еще был предан, и флаги развевались, и коронация короля Георга и королевы Мэри представляла суперпышное зрелище, но время шло, и магазины вынуждены были обращаться больше к массе народа, чем