– Санкционирую. Она, похоже, важная фигура…
– Кто? Ваша мать?
Он удивленно поднял бровь от неожиданности и недоумения.
Дези хихикнула.
– Моя мать хороший человек. Вы любитель балета?
– Простите, не поняла.
– Вы поклонница балета?
– О да! Я даже сама могу танцевать, но не настолько хорошо, чтобы стать членом балетной труппы.
– Я совершенствую английский язык, вот почему я здесь, в Лондоне.
Он серьезно посмотрел на нее, затем что-то заставило его улыбнуться, и его странные глаза блеснули и загорелись, а Дези почувствовала, словно горящее копье пронзило ее, что-то горячее и сильное ударило. Она подумала, что Эдвин почувствовал то же самое, когда его немецкая баронесса смотрела в его глаза.
– Мой отец хотел бы встретиться с вами, – сказала она, сделав над собой усилие. Она бросила эту фразу небрежным тоном.
– Да? Как он узнал обо мне?
– Он не узнал. Это пари. Вы понимаете? Мы поспорили.
– Не понимаю.
– Это значит… ой, сейчас, пойдемте.
Он последовал за ней сквозь толпу, но папы не оказалось там, где она оставила его. Продавщица коснулась Дезиной руки.
– Извините, мисс, ваш отец попросил меня сказать вам, что он пошел пить чай с вашей матерью. А вас просил присоединиться к ним.
Вверх по лестнице, мимо высоких кадок с пальмами, мимо оркестра, который играл сюиту Наткрекера. Магазин ярко освещенный и праздничный. Он никогда не был таким веселым, может, только на Рождество, как на сцене театра Ковент Гарден частица восточной экзотики.
– Извините, отец не подождал меня, – сказала Дези своему компаньону.
Как эти странные волнующие глаза смотрели на нее… Она знала, что не хочет потерять его. Они могли подняться по лестнице и выпить чаю среди престарелых дам с их колкими глазами и многочисленными кивками, но иначе она не могла представить ему сидящих за столом папу и маму. Это было проще всего.
Дези колебалась. Но тут она увидела холодные голубые глаза Флоренс, смотревшие на нее через толпу. Флоренс то ли незаметно наблюдала за сокровищами Фаберже, то ли прозевала, что ее младшая сестра оказалась тут.
Дези отказалась от попытки сказать что-либо.
– Я вижу, – сказала Дези своему спутнику, – что вам не хочется здесь пить чай. Правда? Я знаю местечко недалеко от этой улицы, где мы можем выпить чай с лимоном. Конечно, если вы хотите пить.
– Я ужасно хочу пить.
– Это напротив Кенсингтонских садов. Мы можем вернуться через полчаса, если ваши друзья не смогут выпутаться из затруднительного положения с языком.
– Великолепно!
Великолепно! Что за чудесное слово.
– Меня зовут Дези Овертон. А вас?
– Сергей Павлов.
Он посмотрел на нее искоса, когда они вышли на улицу.
– Так принято вести себя в Лондоне?
– Вполне.
– Пить чай с лимоном с незнакомым мужчиной?
– А почему бы и нет? Я дала себе клятву никогда не быть скучной.
Он засмеялся, издав внезапно глубокий гортанный звук.
– Я не уверен, что вы имеете в виду. Но думаю, что догадываюсь. Вы уже совершенствуете мой английский, мисс Дези.
– Великолепно.
Она никогда прежде не бывала в скромном маленьком кафе, где подавали чай. Оно больше никогда не будет для нее скромным.
После сегодняшнего дня следовало бы повесить над его дверью дощечку, не как доказательство королевского покровительства в «Боннингтоне», а как утверждение, что Дези Овертон встретилась здесь с Сергеем Павловым из Санкт-Петербурга.