смерти — цель и смысл, а все остальное не имеет никакого значения.
Но это неправда. Никто не живет только для того, чтобы умереть! Значит, нужно понять, чего же ему хочется. Понять — и сделать это. Найти цель, проложить курс и взлетать.
Не получалось.
Зверь не знал, чего он хочет, но начал понимать, чего не хочет.
Он не хочет больше оставаться в Вальденской армии.
Его убьют, как только он уволится. Увольняться неразумно. Но разумность бывает разная. Его убьют, как только он уволится, но если он останется здесь, он перестанет быть. Остановится. Или взорвется.
Когда решение было принято, даже дышать стало легче.
Рапорт об отставке Зверь подал Эрику следующим же утром. И выяснилось, что в кои-то веки Эрик стал рассуждать гораздо рациональнее своего легата.
— Не сходи с ума, — сказал он. — Во-первых, я не хочу тебя потерять, во-вторых, я не хочу, чтобы тебя убили. В-третьих, я хочу, чтоб ты разобрался в том, что с тобой происходит, и прекратил это. Приказ ясен?
— Так точно, — ответил Зверь. — Но я не собираюсь его выполнять.
На следующее утро он подал Эрику еще один рапорт.
Через неделю ежедневный рапорт об отставке легата Старой Гвардии стал считаться традицией, и множеству газетчиков, сплетников и женщин дал тему для множества вопросов, гипотез и анекдотов.
—
Не иначе измененное состояние сознания сказалось на его способности мыслить. Ничем другим нельзя было объяснить то, что он так долго не понимал очевидного: обновки для Блудницы, двигатели, и корпус, и оружие, и аккумуляторы — все это было заготовлено Князем как раз для нынешней тягостной неразрешимой ситуации.
Заготовлено заранее.
Конструктор в мини-цехе уже не был набором деталей. Детали были собраны в блоки, блоки подготовлены к следующей стадии сборки. На то чтоб отдать княжеские подарки Блуднице в полное и безраздельное владение, теперь требовался от силы час.
Зверь надеялся, что этот час никогда не придет. Но надежда — глупое чувство, если она не имеет под собой оснований.
Оснований не было.
— Тебе самому не надоело?
Старогвардейцы отпущены по домам. На поле тихо. И на командном пункте тихо. За окном падает, блестит под фонарями первый в этом году снег. А перед окном — император раскуривает трубку. И задает непонятные вопросы.
— Надоело, конечно.
— Ну так перестань заниматься ерундой.
— Отпустите меня, ваше величество.
— Ты уже не боишься умереть?
— Боюсь. Но это мои проблемы.
— Хильда хотела тебя увидеть.
— Благодарю, но я вынужден отказаться.
— Как всегда, — кивнул Эрик. — Ты обратил внимание: уже довольно давно тебя недостаточно просто пригласить в гости. Нужно прилагать усилия. И, заметь, Хильда неизменно их прилагает.
— А я, скотина неблагодарная, так же неизменно стараюсь увильнуть от приглашения. Вам бы радоваться, ваше величество.
Эрик взглянул на него с любопытством и улыбнулся сквозь клубы табачного дыма:
— Хм. Пытаешься быть скотиной? Неплохо, но стоит потренироваться.
— Хильда сильная, — сказал Зверь.
Его подхватило, как тогда, на Дороге. Воздушное течение, вихрь снега под фонарем, силуэт Блудницы, подобравшейся вплотную к окну…
— Берегите ее, Эрик. Постарайтесь защитить. Избавьтесь от меня, пока еще есть время.
— Перестань. — Эрик слегка поморщился. — Я предлагаю компромисс, надеюсь, ты не против компромиссов? Бессрочный отпуск…
Зверь больше не слушал. Он взял со стола первый попавшийся листок бумаги, написал рапорт — опять, в который уже раз, — протянул Эрику.
И
— Подпишите!
Сопротивление было такое, как будто небо надавило на плечи.
Опустить голову! Отвести взгляд!
Немедленно!
Зверь продолжал смотреть в глаза императора, своего хозяина.
Нет. Не может быть хозяином тот, чей взгляд пойман. Даже если он в небе. Даже если это небо сейчас раздавит, не оставив даже пыли.
Перо в руках Эрика медленно скользило по бумаге. И так же медленно, не веря себе, целовала бумагу императорская печать.
— А ведь это предательство. — Эрик выпустил листок из рук. У него болела голова, ему хотелось сжать руками виски, но он держался. Он тоже сильный, Эрик фон Геллет, император Вальдена. — Ты нарушил обещание, Зверь.
— Я не обещал быть рабом, ваше величество.
— Убирайся.
— Слушаюсь.
Это был последний приказ. Больше — никаких приказов, но этот Зверь выполнил беспрекословно.
