— Рента, стипендия для твоей дочери. Трудоустройство, когда закончатся все неприятности.

— В смысле, когда меня выпустят из тюрьмы?

— Хм, в общем, да. Извини, что завел этот разговор, но сэр Дэвид настоял на этом. Береженого бог бережет.

— Вот мой ответ: идите к черту. Можешь так и передать сэру Дэвиду. Я не британский агент. Я не возьму у вас ни денег, ни стипендии. Даже бесплатной бутылки «скотча». Это абсурд. Я работаю на правах начальника отдела ЦРУ со спецслужбами союзного государства, организуя совместную операцию, на основании устного указания своего босса, директора ЦРУ.

— Не письменного.

— Еще бы. Но я действую по его приказу, и это все, что я отвечу любому, кто начнет задавать вопросы. Но никто не станет делать этого. Итак, что ты скажешь сэру Дэвиду?

— Что нас послали к черту.

— Отлично. Думаю, это разрешит все сомнения. И еще, пока мы всем этим занимаемся, хочешь добрый совет?

— Нет.

— Оставь в покое Джеки. Может, она хороша в постели, но это непрофессионализм и глупость. Если тебе надоела Сьюзан, имей какую-нибудь секретаршу. Но крутить роман с девушкой из спецназа ВВС — идиотизм. Даже если попытаться списать его на кризис среднего возраста.

— Она классная баба, Гарри. Давай начистоту. То, чем ты сейчас занимаешься, в сто раз глупее моих приключений. И главная разница в том, что у тебя есть чувство вины за это, а у меня — нет. Так что останемся друзьями и сделаем то, за что взялись. Я не стану осуждать тебя, а ты — меня. Все круто?

Убрав руку с рычага переключения передач, Эдриан дружески похлопал Гарри по плечу. Американец с секунду глядел прямо перед собой, а потом поерзал в кресле, чувствуя дискомфорт. Повернулся к другу.

— Все круто. До тех пор, пока ты докладываешь сэру Дэвиду, что я работаю с тобой, а не на тебя.

Тегеран

Октябрьским вечером в пятницу Карим Молави отправился в гости к дяде Дарабу в западный пригород Тегерана, Садегиех. Он хотел воспользоваться Интернетом и проверить, не ответили ли на его просьбу о помощи. В последнее время он просто боялся прикасаться к тем компьютерам, с которыми работал раньше. «Этой осенью в Тегеране холодно. Думаю, нам надо отправляться в отпуск». Молодой ученый не просил ответить, но был уверен, что письмо прислали. Если он прочтет его, ему будет не так одиноко.

Плохо, конечно, подвергать опасности дядю Дараба и тетю Насрин, но другого способа проверить почту у него нет. У дяди такой успешный бизнес по перевозкам товаров, что он смог позволить себе покупку особняка неподалеку от парка Пардизан. А дома у него был новый компьютер, для детей. Молави ставил на него программы после того, как в прошлый Навруз компьютер привезли из Стамбула в огромной коробке.

Карим не стал предварительно звонить дяде — такого он тоже опасался — и к дому его поехал не напрямую. Выйдя из квартиры в Юсеф-Абаде, он направился через площадь Аргентин к станции метро «Мосалла». По пятницам здесь было не слишком людно. Он сел на поезд первой линии, идущий на юг. Приятный женский голос объявлял остановки. «Мученик Бехешти». «Мученик Мофатех». Глядя в окно вагона, Карим пытался успокоиться. Несколько раз вставал и подходил к двери, чтобы украдкой посмотреть, не поднялся ли кто-то еще, чтобы последовать за ним. Но никто не сделал этого. На станции «Имам Хомейни» он пересел на вторую линию. Проехал две остановки, до площади Бахарестан. Вышел на улицу, прогулялся вокруг здания парламента. Не видно, чтобы за ним кто-то следил, но если это делают профессионально, то он вряд ли заметит.

Он прошел пару кварталов на юг, в сторону станции «Мелат». Купил дорогую бельгийскую шоколадку для Насрин и книгу Фарида Закарии «Будущее свободы» для дяди Дараба. Ее недавно перевели на фарси. С одной стороны, это обеспокоит дядю, с другой — произведет на него впечатление. На глаза ему попался нелегальный «Баскин-Роббинс», и Карим взял мороженого для детей.

Карим отправил дяде эсэмэс, написав, что оказался поблизости и хотел бы зайти в гости. Спустя минуту дядя Дараб ответил, что с удовольствием пригласит его к ужину. Еще бы. Он знал, что племянник Карим — успешный молодой человек, он на ответственной работе, такой, о которой не принято говорить вслух. Молави подозревал, что дядя слегка побаивается его.

Карим пошел к входу на станцию. Здесь народу было больше. Люди целыми семьями возвращались с пятничной прогулки из парка. Перед тем как войти в вестибюль, он надел кепку и натянул ее на глаза, чтобы прикрыть лицо. На станциях есть камеры, следящие за всеми входящими и выходящими. Надо усложнить наблюдателям задачу. Карим проехал десять станций в западном направлении, слушая убаюкивающий шум поезда и сжимая в руках сумку с подарками. Лишь бы мороженое не растаяло. Поднявшись на станции «Садегиех» наверх через западный выход, он прошел пару кварталов и оказался у дома дяди. По дороге он несколько раз останавливался, а один раз даже свернул в сторону, в глухой переулок. Похоже, за ним все-таки никто не следит.

Дядя и тетя встретили его в дверях, расцеловав. Дараб был тучным мужчиной с жиденькими усами и угодливым взглядом. Насрин прекрасно выглядела, несмотря на то что позволила себе располнеть. Ее жизнь протекала в халифате еды. Хозяева усадили его в новенькой прихожей. На мебели все еще были пластиковые чехлы.

— Мы несколько месяцев не виделись с дорогим племянником, — посетовал Дараб. — Куда ты пропал? Похудел просто ужасно. Ты вообще ешь когда-нибудь? Пора тебе жениться.

Карим смутился. Дядя и его домашние утомляли его. Беефарханг, «необразованные». Это самое худшее, что мог сказать о другом человеке добропорядочный иранец. Глупые буржуа, домоседы, питающиеся объедками со стола властьимущих. Одним из негласных партнеров в бизнесе дяди Дараба была семья священнослужителя из Кума. Карим сомневался, чтобы Дараб молился хотя бы раз в году, не говоря уже о том, чтобы делать это пять раз в день, как положено, но он вел себя как все. Как и Карим до недавнего времени. Может ли он осуждать его за такое?

Дядя Дараб похвалил американскую книгу.

— Тебе доверяют, — сказал он Кариму, подмигивая.

— Да, — согласился молодой ученый. — Мне доверяют.

Остается лишь надеяться, что у Дараба не будет неприятностей, если с ним что-то случится. Его дядя — осел, но он не заслужил страданий сверх обычного только из-за желания Карима связаться с кем-то и жить полной жизнью.

— Какой ужас с Хусейном, — сказал Дараб, когда Насрин ушла на кухню. — Почему его вынудили уйти? Он же всем сердцем любил Корпус. Что-то здесь нечисто.

— Да, дядя. Хайф. Очень жаль его. С ним не должны были поступать так.

— Что же он такого сделал? — шепотом спросил Дараб. — Что-то очень нехорошее?

— Нет, — ответил Карим. — Просто связался не с теми людьми. На первый план вышли другие. Хлоп! Вот и все. Его скомпрометировали, чтобы убрать с дороги. Но не думаю, что это правда.

— Ты не пытался помочь ему, Карим? У тебя есть связи, я же знаю.

— Я старался как мог, — ответил молодой человек, опустив взгляд.

Ему было очень неловко. По правде говоря, он ничего не сделал, чтобы выручить своего двоюродного брата. Сам слишком перепугался.

— Да, скажу тебе, и мне пришлось нелегко. Хусейн и мне был хорошим подспорьем. Знал нужных людей. Если у меня возникали проблемы, он помогал решать их. А теперь придется искать другие способы.

Он выжидающе поглядел на Карима.