– Значит, со мной будут трудности?
– Не беспокойся, все получится. К тому же ты в какой-то своей части все еще демон благодаря печати, так что много сил не потребуется. Ну как, готов?
Он впервые спросил меня об этом. Беспокоился? Хотел снять с себя хотя бы часть ответственности? Возможно. Но ко всему прочему он явно пытался освободиться. Для дальнейших действий.
– Не лезь в Паучье гнездо.
– О чем ты? – делано удивился рыжий.
– Не лезь. Завязнешь.
– Я и не собирался.
– Эту паутину не разорвать.
– Обещаю, что рвать ничего не буду.
Его слова прозвучали вполне искренне, но за ними явно что-то скрывалось. Я это понимал, и он понимал не хуже. Впрочем, мы оба были уже взрослыми мальчиками и вот-вот собирались поделить общие игрушки поровну. Ну или хотя бы кто сколько сможет унести с собой.
– Ну что, обнимемся перед дорогой?
Шаг второй
Тот, кто никогда собственноручно не следил за порядком и чистотой, не придает им должного значения. Тот, кто по долгу службы или иной весомой причине изо дня в день прилагает все возможные и невозможные усилия, чтобы изничтожить пыль, песок, плесень и прочую грязь, неизбежно попадающую в людные места, почти всегда пребывает в тени собственной работы. И потому весьма удивляется, если кто- то вдруг называет его имя среди ночи.
Луван Дотт со-Веента, хоть и дожил до третьей дюжины лет, никак не мог обзавестись тем, о чем мечтал с юношества: выводком детей. Причем мешала вовсе не слабина по мужской части или иные телесные препятствия. Наследников ведь должна рожать и воспитывать жена, любимая или за неимением чувств уважаемая, но прежде, чем она станет таковой, ее еще нужно постараться заполучить у судьбы. А судьба младшему распорядителю покоев Наблюдательного дома упорно не благоволила.
Потому, когда в темной тишине ночи кто-то вдруг зашептал ему в ухо, Луван сразу понял: дело нечисто. Уж в чем в чем, а в чистоте он толк знал! Пусть метла и мокрые тряпки – не меч и щит, но, чтобы махать ими, тоже нужна немалая сноровка, натягивающая мышцы всего тела крепкими канатами. Жаль только, что в постель младший распорядитель орудия своего труда не брал.
– Луван Дотт?
В голосе склонившегося над кроватью человека не слышалось угрозы, но одновременно не имелось ничего, способного обнадежить и успокоить. Луван подумал, что можно бы попробовать соскользнуть на пол, прикрываясь покрывалом, позвать на помощь и юркнуть под кровать, чтобы выиграть время. Но не успел он даже шевельнуться, начиная претворять в жизнь наспех придуманный план, как лишился своего главного козыря: вязаное полотнище взлетело в воздух и упало уже где-то далеко за пределами досягаемости.
– Луван Дотт? – повторил свой вопрос ночной гость.
Младший распорядитель судорожно кивнул и зачем-то зажмурился, хотя в густой темноте прикрытых ставен все равно было почти ничего не разглядеть.
– Завтрашним утром тебе назначена работа?
Луван снова кивнул, не разжимая век.
– Где?
– По западной галерее и в оконечном зале.
– Что приказано?
– По полу выскрести плитки, расчистить швы и забить в них шелковые шнуры.
– Это еще зачем? – удивился незнакомец.
– Положено так. Дабы поступь сиятельных персон ничем не омрачалась.
– Поступь, говоришь?
Луван приоткрыл один глаз.
– Так известно же, что камень то и дело щербится, а если в такую щербину хоть чей-то каблук попадет, оправданий слушать не будут – снимут голову, и все.
– Суровая у тебя работа.
– А то, – согласился младший распорядитель.
– И небось платят за нее скупо?
Луван промолчал, хмуро засопев.
Платили и правда мало, но главным в такой незавидной службе была не оплата, а возможность при случае ввернуть в разговоре, что служить ходишь каждодневно в Наблюдательный дом, а не абы куда.
Ночной гость выпрямился, чуть взбаламутив застоявшийся воздух.
– Шнуры, значит… Да еще и шелковые. Ну живут же люди!
– Так не всякие, – поддакнул младший распорядитель, почувствовав, что дышать стало чуточку полегче, в том числе и потому, что страх отступил назад вместе с незнакомцем. – После полудня снова все вынимать придется и складывать на хранение. До следующего раза.
– И часто такие разы бывают?
– Да вот накануне был. Суток еще не прошло. Знали бы, все оставили бы как есть.
– К какому часу ты должен закончить свою работу?
– Да как рассветет, все должно быть готово.
– Что ж, работай тогда на совесть.
Неожиданное напутствие стихло вместе со всеми прочими звуками, выдающими присутствие в комнате чужого человека, и только тогда Луван Дотт ощутил, что начал замерзать. Вставать с постели было боязно, и младший распорядитель пролежал еще несколько минут неподвижно, ожидая либо какого-то очередного вопроса, либо удара, который милосердно избавит его от утреннего ползания на коленях по холодным каменным плитам. Но ни первого, ни второго не случилось.
Как, впрочем, не случилось и продолжения прерванного сна, потому что из-за ставен, приоткрывшихся чуть больше, чем нужно, мерно отстучала пять раз колотушка ночного сторожа.
Разумеется, шерстяная ткань не могла сравниться с шелком глубиной синих переливов, но Андара Присс со-Логарен решила, что лишняя скромность в предстоящей встрече помешать не может. Из всего обилия слухов, описывающих человека, с которым золотозвеннице предстояло в скором времени вести обстоятельную и весьма важную беседу, наиболее часто повторяющимися и потому, скорее всего, самыми близкими к истине были те, что упоминали крайнее равнодушие к одежде, особенно богатой и пышной. И пусть веры подобным россказням обычно немного, обидно оступиться, только-только добравшись до вершины.
Вершина?
Да. Она самая.
Андара смежила веки, чтобы спрятать глаза от ослепительного сияния, преследовавшего ее во сне и наяву последние несколько дней. С того самого часа, как за спиной пронырливого Керра закрылись двери, ведущие прямиком в Паучье гнездо.
Нет, она не испытывала к давнему знакомому злобы или ненависти. В конце концов, они вышли из одного приюта, и лишь они двое из многих своих сверстников получили шанс попасть на дарственную службу с самых юных лет. Даже радовались вместе своему успеху. Сначала. А потом все пошло наперекосяк.
Керр вечно опережал ее, оказывался хоть на минуту, но раньше там, где королевой обстоятельств должна была стать Андара. Благодарение Божу, что в какой-то день их дороги разошлись далеко в стороны,