Английского военного дипломата и гомосексуалиста Джона Вассала, завербованного в Москве и проработавшего семь лет, с 1955 по 1962 год, на советскую разведку. Или нашумевшее дело американских морских пехотинцев, охранявших посольство США в Москве в середине восьмидесятых, но пропускавших в него своих многочисленных русских подруг, служивших не только и не столько удовлетворению их плотских желаний, сколько исполнению приказов своего начальства из КГБ.

И в том и в другом скандальном случае советская разведка продемонстрировала своим коллегам из западных спецслужб чудеса изобретательности. Ведь для обработки того же Джона Вассала Лубянка мобилизовала весь цвет московских гомосексуалистов середины пятидесятых, дабы собрать необходимый документированный компромат на незадачливого английского клерка и склонить его к работе на советскую разведку. В итоге британское Адмиралтейство, куда пришел работать после командировки в Москву господин Вассал, стало работать не столько на благо флота ее величества, сколько в интересах кремлевского руководства.

Хваленые американские морские пехотинцы также не выказали особой стойкости перед соблазнами секса. Вот только их подруги оказались жрицами любви в зеленых погонах сотрудниц госбезопасности.

Как утверждают китайцы, «в слишком чистых озерах нет рыбы». Я собрал свой улов в мутном водовороте лондонского высшего света. Мой амурный эксперимент с наживкой в лице обворожительной мисс Килер принес впоследствии весьма ощутимые результаты. Из-за скандала с Профьюмо не удовлетворявшее Москву консервативное правительство Гарольда Макмиллана вынуждено было уйти в отставку, уступив место у государственного руля лейбористам. С ними Кремль рассчитывал поладить быстрее.

Роман Джека Профьюмо с Кристиной Килер развивался полным ходом. Воспылавший страстью военный министр все чаще стал отсутствовать на работе и дома, спеша в любой подходящий момент на свидание со своей пассией.

Пока начальство строило планы дальнейших действий, возбужденное перспективами использования попавшего в ловушку министра, я решил, не откладывая, навестить Валери Хобсон. Риск застать дома в этот период самого военного министра был минимальный. А обещание на приеме в нашем посольстве обеспечивать госпожу Профьюмо ее любимой русской водкой давало мне повод наведаться к ней с небольшим сувениром из представительских запасов помощника военно-морского атташе.

Случай сам подсказал мне подходящий день и час для визита. Как-то за обедом, на который Уард пригласил меня с Майей, он шепнул мне по секрету:

— Ты представляешь, Юджин, Кристина опять умчалась на любовное свидание. Джек снова увез ее куда-то за город и, судя по всему, на весь вечер.

— Кажется, бедняга не на шутку увлечен, — сочувственно заметил я и тут же потерял всякий аппетит. С обеда я поспешил уехать пораньше, сославшись на дела. Набрав телефонный номер Валери Хобсон, я стал напрашиваться к ней в гости.

— На пять минут и не больше. Должен же я выполнить данное социалистическое обязательство.

Моя настойчивость была достойно вознаграждена. Разрешение госпожи министерши на короткий визит к ней было благосклонно дано.

Я вынул из своего сейфа готовый к работе «Минокс», прихватил пару бутылок «Столичной», сел в машину и, не мешкая, отправился в сторону Честер-террас к Нэш-хаус — резиденции Профьюмо.

Терраса Честера (об этом нельзя не сказать хотя бы бегло) — один из красивейших архитектурных ансамблей Лондона. 42 четырехэтажных дома, слитых воедино — это самый длинный фасад в городе. И какой! Роскошная колоннада, безукоризненный стиль, ощущение полета…

Имя архитектора этих домов — Джона Нэша (1752–1835) — неразрывно связано с историей создания лучших архитектурных памятников Лондона. Достаточно сказать, что Букингемский дворец — это его творение. Трафальгарскую площадь создал тоже он. Монументальная арка у входа с угла в Гайд парк — знаменитая Мабл арч — это также работа Джона Нэша, сына простого инженера-строителя.

Но дом за въездной аркой в глубине Честер-террас, дом, названный именем гениального архитектора Лондона, — Нэш хаус, — способен был разочаровать любого поклонника творчества мастера. Этот трехэтажный особняк, в котором обитал военный министр Профьюмо, никак нельзя было назвать шедевром замечательного английского архитектора. Колоннада у подъезда не спасала его облик от налета казарменной угловатости. Этот массивный, с небольшими решетчатыми окнами бастион выглядел не как жилой дом, а скорее как каменное изваяние. Ни дать, ни взять — городской командный пункт британской армии. Впрочем, как оказалось, строгий внешний облик дома абсолютно не соответствовал его уютному интерьеру.

— Заходите, кэптен. Рада вас видеть. Как поживаете? — услышал я голос Валери Хобсон.

В артистичности приветствий и грациозности общения с гостями, в безукоризненном умении поддержать любую компанию этой бывшей актрисе, оставившей кинокарьеру после замужества с Джоном Профьюмо, трудно было найти равных. Выразительный мягкий голос, приятные женственные манеры, благородный аристократический облик и в то же время живая непосредственность — все это удивительно складно уживалось в ней.

— Спешу выполнить взятые социалистические обязательства, милейшая Валери, — рапортовал я. — Вот вам заветное зелье. Не торопитесь, применяя его, но и не раздумывайте, если захочется отвлечься от мирских забот. Смею вас заверить, это — чистейший нектар из славной русской пшенички самых отборных сортов. Гарантирую: никакой головной боли после ее употребления.

Рекомендуя русскую водку, я, тем временем, с любопытством оглядывал прихожую. Заметив это, хозяйка любезно пригласила меня в дом. Я, впрочем, тут же успокоил ее, дав понять, что заглянул лишь на минутку. Такой демарш принес желаемый результат: Валери Хобсон решилась предложить мне чашечку чая. Я с благодарностью согласился, еще раз заметив, что должен, тем не менее, спешить.

Пока хозяйка готовила чай, я знакомился с домом. Естественно, меня интересовали не картины на стенах и не обстановка комнат. Долго искать не пришлось. Рабочий стол с бумагами, столик с почтой, библиотека — все это уже попало в поле моего зрения. Времени было мало. Хозяйка могла появиться в любую минуту. Единственное, что я без особого риска успевал сделать — это подойти к рабочему столу Профьюмо и взять один или два документа из кипы бумаг, разложенных на нем.

Решиться на это было непросто, но и раздумывать некогда. Я твердо шагнул к столу министра. Бегло осмотрел беспорядочно разбросанные на нем служебные документы, быстро, почти интуитивно выбрал два казавшихся важными и мгновенно сунул их в карман пиджака. В гостиной послышались шаги приближавшейся хозяйки дома.

— Как вы будете пить чай: с молоком, сахаром или без? — любезно спросила она.

Я едва успел вернуться из кабинета. Секундой позже, и попался бы с поличным. Облегченно вздохнув, я принялся за чай с молоком и сахаром.

Долго рассиживаться я, однако, не мог, хотя бы потому, что карман моего пиджака был неестественно оттопырен. И мне казалось, что этого не заметить нельзя. Мы беседовали о чем-то банальном, кажется, о погоде. А я чувствовал, как от волнения липнет к телу промокшая от пота рубашка.

Нет, — внушал я себе, уже сидя в машине по дороге домой, — так распускаться и нервничать нельзя. Куда же девалась твоя хваленая морская выдержка, старина? — спрашивал я себя. — Надо бы подучиться самоконтролю.

Когда в посольстве я выложил документы с рабочего стола британского министра обороны на стол резидента ГРУ, тот долго молчал, внимательно изучая их содержание. Я тем временем пытался шутить, заметив, между прочим, что после лорда Астора Джон Профьюмо стал второй жертвой моих криминальных способностей. Наконец шеф закончил беглый анализ похищенных бумаг и недовольно заявил.

— Ну, Женя, с тобой не соскучишься. Ты хоть успел посмотреть, что вынес из министерского дома?