— Этот ключ бьет из-под камня… Он не очень велик, этот камешек… Ты с ним справишься. Только… Надо прийти туда вечером. На ночь… Когда уже звезды будут видны в небе…

На минуту-другую Скрипач умолк и, прикрыв глаза, собирался с силами.

— Надо этот камень перевернуть. Там… На нижней его стороне выбито слово. Запомни, как оно пишется. Обязательно запомни, Орри. И потом положи камень на место. Сделай все, как было раньше. И напейся воды из этого ключа. Пей много. Ровно столько, сколько захочешь… Потом уходи. Найди место, где спрятаться на ночь…

— Я знаю, — торопливо отозвался Орри. — Там — немного выше в лес — хижина…

— Правильно. Спрячься в ней на ночь. И спи. Только запомни, это важно, — когда сон начнет приходить к тебе, ты должен повторять то слово — с камня. Только читай его наоборот — с конца к началу. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Орри. — От конца к началу. Задом наперед…

— Вот-вот, — устало прикрыв глаза, подтвердил Скрипач. — Тогда получится заклинание… Я из одной старой сказки взял его. Оно — ключ. Запустит в тебе программу. Программу использования скрытых резервов. Задом наперед повторяй то слово. От конца к началу. Ты понял?

— Понял, — снова кивнул Орри. — А что… А что будет потом?

Странное волнение охватило его, и от этого он стал немного заикаться.

— Потом ты, скорее всего, просто заснешь. Она дарит сон — эта вода из ключа… Недаром ведь озеро зовут Сонным… А когда проснешься, сможешь многое такое, чего никто не может…

Орри растерянно молчал. Потом потряс головой.

— А… а как? Как я узнаю, как делать это… Ну, те вещи, которые никто…

Нолан улыбнулся.

— Ты сам поймешь…

Снова Орри тряхнул своими иссиня-черными, словно кровельными ножницами остриженными волосами.

— Странно… Странно, папа… Как будто… Мне кажется, как будто ты мне уже рассказывал все это — ну, про камень… Про ключ… И еще что-то. Только я не помню…

Нолан молчал. Минуту. Еще минуту, пожалуй. Потом заговорил — совсем уж тихо и чуть сбиваясь.

— Когда я… Когда я тебя… Ну, скажем, когда я тебя учил… Пусть будет — «учил»… Так вот. Тогда я в тебя заложил… Запрограммировал… Очень большие возможности — на случай, если придет беда… Я надеялся, что не придется запускать этот… резерв. Но вот приходится все-таки… Это будет тяжело тебе… Но ты справишься. Ты у меня шустрый.

Скрипач еле заметно улыбнулся.

— И тогда ты сможешь много такого, чего люди не могут…

Орри буквально впился взглядом в лицо приемного отца. Губы его вздрагивали. Он догадывался. О чем-то таком, о чем только ему дано было догадаться.

— Такого… — повторил он вслед за Ноланом. — Такого, чего люди не могут… Но я ведь человек, папа? Я ведь человек?!

Найти место работы — оно же и место жительства — Клавдия Мохо труда не составляло. Старый краснодеревщик позаботился установить рекламные щиты, приглашающие всех желающих сделать мебель на заказ «в стиле любого из Людовиков» посетить «Мастерские Мохо и Френкеля», на перекрестках вокруг Теплого квартала. Там эти мастерские и располагались — среди множества подобных же заведений. Собственно мастерскими назывался небольшой — на четыре верстака — цех, похожий на обычный сарай. К цеху примыкал офис, витрина которого была украшена голограммами с образцами изделий, могущих быть здесь заказанными по весьма сходной цене. Изделия были в основном имитацией шедевров мебельного искусства далекого прошлого. Кто мог бы платить поистине астрономическую цену за этакую работу, догадаться было трудно — Теплый квартал не изобиловал роскошными особняками, и дорогие лимузины не скользили по его улочкам. Впрочем, надо думать, достаточно было получить пару-тройку заказов на такой вот псевдоантиквариат, чтобы обеспечить хозяевам и работникам вполне сносное существование до следующего такого заказа. Похоже, за офисом располагались жилые комнаты — одна или две, судя по размерам здания. Ни в цеху, ни в офисе признаков жизни заметно не было. Никакого Мохо. И тем более никакого Френкеля. Ким несколько раз нажал сенсор дверного звонка, постучал в двери офиса и сарая и, оглядевшись по сторонам, перешел к прямому нарушению закона о неприкосновенности жилища Он обошел мастерские вокруг и легко обнаружил дверцу, ведущую в сарай с задворок. На ней и замка-то не было — створку придерживала простая щеколда. Тоже с претензией на принадлежность к антиквариату. Но не способная противостоять простому перочинному ножу и толике сообразительности любого желающего посетить мастерские в отсутствие хозяев. О какой-либо сигнализации вообще речи не было. Видно, в Теплом квартале воровать было не принято — здесь вам не Нижний город.

Внутри сарая было довольно чисто и светло — крыша была наполовину застеклена. По стенам висели самые невероятные инструменты, а на верстаках крепились старенькие программируемые деревообрабатывающие автоматы. Однако и ручным чудом здесь не брезговали, судя по наличию классики столярного дела — рубанков, стамесок и уймы пил, пилок и пилочек самого разнообразного устройства и назначения. Приятно пахло стружкой и мастикой. На одном из верстаков была прикреплена записка, извещавшая «шефа» о том, что крышка секретера поставлена на просушку. Судя по угловатому почерку и лаконичной подписи «Торри», Мохо и Френкель не брезговали не только ручным трудом, но и трудом андроидов. И почерк и имя писавшего были характерны для этих «неграждан» Большой Колонии. Больше, на первый взгляд, в мастерской не было ровным счетом ничего интересного.

Ким уже принялся задумчиво изучать боковую дверь, ведущую, судя по всему, в офисную пристройку, когда вдруг уловил — боковым зрением — какое-то шевеление у дальней стены пустой на вид мастерской. Он повернулся в ту сторону и понял, что предметом, только что изменившим свое положение, была всего- навсего шляпа. Одна из двух ничем не примечательных черных шляп, брошенных на бумажные кули с каким-то барахлом, стоящие у торцовой стены помещения.

Агент на Контракте осторожно поправил надетую под пиджаком наплечную кобуру с газовым пистолетом, расстегнул пиджак и, держа руку на рукоятке газовика, осторожно приблизился к кулям. Когда он подошел к ним вплотную, услышал отчетливое сопение — тихое, но напряженное, исходившее из бумажных мешков. Это было достаточно странно. Подумав немного, Ким извлек газовик из кобуры и, держа его наготове, осторожно приподнял шляпу, украшавшую крайний справа мешок.

Из-под шляпы на него уставились полные ужаса и надежды глаза. Глаза эти украшали довольно малосимпатичную физиономию типичного громилы. Может быть, одного из тех, кто пару-часов назад приходил с визитом в офис агентства «Ким». Установить это точно было трудно — физиономию успели порядком изменить наметившаяся за время пребывания в бумажном куле щетина и основательный фонарь под левым глазом. Кроме того, физиономию эту здорово изменяло то обстоятельство, что изо рта громилы торчал некий предмет, природу которого Ким угадал не сразу, — цоколь электрической лампочки накаливания. Такие осветительные приборы можно видеть в исторических фильмах. Сама лампочка находилась у типа во рту и порядком осложняла ему жизнь: по подбородку из уголка рта бежала струйка слюны, стекавшая дальше на крахмальный воротничок и строгий галстук — насколько это позволял видеть край куля, стянутый вокруг шеи. Ким оттянул этот край и заглянул внутрь мешка.

Громила располагался в нем в согбенном — на манер эмбриона — положении, с той только разницей, что эмбрионам никто ног не связывает кожаными ремнями. Тем более не связывает их этакими замысловатыми и надежными узлами. Кисти рук пленника были заведены ему под подогнутые колени и там тоже крепко-накрепко связаны. Следовало отдать должное умельцу, этак вот надежно упаковавшему столь небезопасный груз.