Но мне С тобою рядом быть легко. Известно мне, Что за морями где-то Есть в райских кущах чудо-города, В них много блеска и чужого света, Но я туда не рвался никогда. Моя душа — в душе березы белой, Ее заморским светом не согреть. И память, Что Россией заболела, Не вытравить из сердца, не стереть. Я болен этой памятью навеки. А солнцу что! Ему-то все равно, Чья океаны, Чьи моря и реки… Великое, оно на всех одно… Что значу я В сравнении с великим Светилом всех народов и веков, Когда мне дорог запах повилики, И дым костра, И тени от стогов, Когда молчат покинуто березы, Как будто слыша стуки топора. В такие ночи вызревают грозы. Ты спи, родная, спать давно пора… А я не сплю, А я бреду бессонно По некогда исхоженной тропе На грани тени и на грани солнца, Принадлежа России И тебе. Прочитав это, Анна смахнула слезу и подумала не о той маленькой Ганке, которая появилась в их доме в первые месяцы войны, и не о той, которая уехала с матерью, Марьей Фирсовной, перед самой победой, а о какой-то незнакомой, злой и бессердечной женщине, которая так мучает ее сына. Та, Ганка, не смогла бы выдержать, у нее было доброе сердце, она приехала бы давно. А эта… Ну, и эта приедет! — вдруг что-то переместилось, изменилось в Анне. Он, Димка, правильно говорит — она приедет, не сможет она ни с кем жить, кроме ее сына, бросит того, своего…
Она думала об этом без всякой жалости к тому, с кем жила Галина, бывшая Ганка, думала даже с ненавистью, и ей в голову не приходила даже мысль, хорошо или плохо, что она так думает. Она была мать, и в данную минуту для нее ничего на свете не существовало, кроме счастья и покоя ее сына.
Другое стихотворение, написанное Дмитрием за прошедшую ночь, ее потрясло:
Представь себе: Отныне солнца нет. Застыли родники, пожухли травы, А ты — живешь И не имеешь права Поверить, Что отныне солнца нет. Не веришь ты, Но видишь — Солнца нет. Как страшно знать, Что нет на этом свете И той звезды, Что в горький час осветит Твою дорогу радостей и бед. Да, солнца нет! Темно в твоих очах. И сердце начинает гулко биться, И, ветром опахнув, Ночная птица Скользит неслышно около плеча. Ни молнии. Ни радуги. Ни зги. Лишь вороны с проворным криком вьются, Да суетно Во мраке раздаются Недобрых дел жестокие шаги. Вся грязь и ложь повылезли наверх. Над вечной правдой вызрела неправда. Ты спрашиваешь: — Что же будет завтра? — И слышишь той неправды жуткий смех.
